И за домом Кевсер возник непонятный шум, галдёж. Двое бросились туда. Из веранды, один за другим, выскочили полицаи, а третий – жандарм, – вытолкнул девушку.
Она не удержалась, упала и застонала.
В этот же миг в другом дворе раздалась длинная очередь из автомата и оборвалась.
«Почему молчит Сергей? – мелькнула у Володи непрошеная мысль. – Неужели?.. Ведь пулемёта не слышно!»
Девушка оставалась лежать, и немец бросил её, устремившись следом за полицаями, на ходу крикнув что-то другому жандарму, который остановился, словно не зная, что ему делать.
Слева, где-то на улице, вновь застрекотало, и тут же коротко и зло прокатились пулемётные очереди.
– Значит, жив! – мелькнуло у паренька. – Теперь и моя очередь начинается!
Девушка поднялась и быстро побежала прочь от дома, прямо к его укрытию.
Фашист бросился за нею с криком:
– Цурюк! Цурюк! Хальт! – и начал стрелять.
Она уже подбегала к сараюшке.
Володя отвёл предохранитель и хлестанул свинцом по немцу и двум полицаям, выбежавшим во двор.
Девушка от неожиданности упала.
Упали – нет, скорее просто залегли, – и все трое во дворе.
А девушка секунду спустя вскочила и бросилась к стенке, где стоял лист железа, отодвинула его под прикрытием автоматного огня и забралась в укрытие.
Подползла и с радостью обняла Володю, – зная только, что это избавитель.
И шепнула:
– Я – Кевсер. А где Сергей?
– А слышишь пулемёт? Это он стреляет. Теперь всё пойдет, как надо!
Кевсер увидела лежавший рядом карабин и попросила:
– Дай мне его!
– Бери. Стрелять умеешь?
– Да. Серёжа научил.
Она ловко передёрнула затвор, прицелилась в подбегающего врага.
– На, получай, кобель. Не будешь больше мучить и вешать нас! – крикнула Кевсер и выстрелила. Жандарм упал.
Тут подбежали Щегол и Саша.
– Как дела, Володя? Держишься?
– Держимся! Видите? Кевсер отбили. Вон они лежат, стервятники…
Тем временем каратели, отстреливаясь, стали отходить огородами вниз.
– Не дать уйти! – раздался голос Сергея Хачариди. – Окружайте!
Группа Марченко, заслышав горячую, упорную стрельбу, ворвалась в село с запада, отрезав пути к отходу немцев и полицаев.
Кольцо сужалось с каждой минутой, и скоро дело было кончено. Бой затих. Похоже было, что никто из немцев и полицаев не ушел… Хотя, может, кто-то успел спрятаться. А у партизан тяжело ранило двоих: Лобова и разведчика Васина из марченковской группы.
– Так, – сказал Сергей, когда обе группы собрались у старой сельской почты, саманного домика с просечёнными пулями стенами. – Оружие собрать, а всю эту босоту дохлую вон туда, в овраг. Ни к чему кому-то знать, в каких хатах они прятались. Слушай, Марченко, надо бы по-быстрому выяснить, кто тут стукачом был. Расспроси, ладно?
– Сам не можешь, что ли? – заворчал Марченко.
– Да некогда мне, – махнул рукою Сергей. – Скоро в отряд возвращаться, а мне ещё с Кевсер надо разведданными обменяться.
…А скоро Кевсер и её стариков пришлось забрать из Биюклы в отряд. Она сразу же начала работать в санчасти, и те, кому приходилось туда обращаться, говорили, что руки у нее золотые. Мало того, что лучше неё, оказалось, никто перевязку не сделает, так ещё собирала с мамой, пока Зарема Сулеймановна могла ходить по горам, всякие травы и корешки, делала из них что-то вроде мази и прикладывала к болячкам. Помогало. Правда, Зарема Сулеймановна скоро умерла… И Николай Лобов, наш кубанец, который так и не оправился от ран.
Кажется, как раз накануне того дня, когда надо было идти на связь с Южным соединением, через Пойку…
Но сначала был тот страшный вечер в Сары-таш. И вся наша ненависть умножилась…
