— Ну, вот их и увидишь… Да не бойся, им гусь вот так нужен! Ритуал это ихний, и зла они тебе не причинят, а вот надуть попытаются. Да ты же не дурак! Вот пономарь мой знакомый лет этак сто двадцать назад тоже неразменный рубль торговал, а соблазнился на три фунта брильянтов, идиот. Пришел домой, а в кармане галька речная!
Кладбище было рядом. Улица уже давно спала, когда Семен с жареным гусаком, завернутым в чистое полотенце, вышел на кладбищенский перекресток.
Было новолуние. Оно и к лучшему, — решил наш герой, — видеть эти рожи в подробностях — удовольствие маленькое.
Где-то далеко слышался гудок тепловоза. «Ночной на Облград, — сообразил Семен, — опаздывает…».
— Чем торгуете, почтенный? — раздался голос над ухом.
Семен Орестович вздрогнул, но тут же пришел в себя.
— Гуся продаю, уважаемый, гусака жареного. Не желаете ли? — ответил он невидимому собеседнику. Семен различал только нос, смахивающий на поросячий пятачок, да острые уши. («Ага, это из „Ночи перед Рождеством“», — решил он.)
— Желаю, желаю. Сколько просите?
— Один доллар, всего-то навсего, — нахально заявил наш герой.
— Ах ты… — дальнейшее слилось в неразборчивое бормотанье. Черт был определенно ошарашен. Он вдруг исчез, и в стороне, в нескольких метрах, раздались тихие, но возбужденные голоса. Семен осторожно повернул голову, но ничего существенного не разглядел. «Щас!», — услышал наконец он.
— Подождите, уважаемый, будет Вам доллар! — это голос погромче.
— Жду, жду, — намеренно равнодушно ответил продавец.
Минут через пять черт снова подошел к Семену.
— Давай гуся! — потребовал он.
— Бакс, — лаконично ответствовал Семен.
— Держи! — черт протянул зеленую бумажку.
— Серебряный, — так же лаконично заявил Семен.
В разговоре возникла напряженная пауза.
— А не один те хрен?! — возмущенно спросил черт.
— Стало быть, не один, — вежливым тоном ответил Семен Орестович.
— Ну, нет у меня неразменного бакса, нету! Хочешь миллион рублей?
— Я, дорогой мой, не на телеигре, — цедя слова сквозь зубы, заявил наш герой. (Домовой предупреждал: не хамить, но и не пресмыкаться, держаться на равных и слабину не показывать!). — Мне миллион не нужен. Мне нужен серебряный доллар.
— Кило топазов! — в отчаянии взвыл черт.
Семен молчал.
— Отдавай гуся, а то разорвем! Вон нас тут сколько!
— Доллар. Серебряный, — Семен Орестович был непреклонен.
Черт опять удалился на совещание. Вернулся минут через десять.
— Возьмешь контрольный пакет «Газпрома»?
— Уважаемый, ты же не хочешь торговаться до петухов? — возразил ему Семен.
— Резонно, — с большой долей уважения в голосе пробормотал покупатель. — Ладно, подожди пару минут, будет тебе серебряный бакс.
Черт засунул в рот пятерню (или «шестерню»? Количества пальцев было не видно, но если судить по суседке…) и лихо свиснул, как в «Пропавшей грамоте». Надгробная плита вблизи от Семена Орестовича поднялась, и из земли вылезло нечто громадное. («Черт, да это же натуральный козел! Тут не Гоголем, тут уже больше Гойей пахнет…» — пронеслось в башке продавца гусака. «За козла и ответить!» — послышался мысленный ответ. Семен поперхнулся.)
— Этот, что ли, такой упрямец? — зловеще проблеял козел.
— Этот, этот, — уныло ответил черт.
— Ну, ладно… Хотели мы тебя разорвать, да уж больно ты нам понравился, — заявил козел. — Держи, вот он, серебряный бакс. Неразменный! В Америку, что ли, намылился?
Семен молчал.
— Да-а, упрямый… Ладно, братаны, я вижу, вы не виноваты. На!
На ладонь нашего счастливца легла монета, блестевшая даже в темноте и показавшаяся ему неожиданно тяжелой.
— Давай гусака!
Семен протянул жареную птицу козлу. Тот схватил ее, лихо гикнул — и кладбище опустело.
«На обратном пути обычно искушения идут, — предупреждал Семена Орестовича домовой. — Там баба типа Прекрасной Елены, разбойники, грозящие голову отрезать, либо для мягкосердечных — нищенка маленькая. Если кому рубль отдашь — тут тебе и конец. Только думаю я, нечистая сила-то не дура. Откуда на кладбище Елене Прекрасной взяться либо нищенке? А разбойникам и тем более там делать нечего — они живых грабят. Так что, наверное, обойдется». Не обошлось…
