Впервые я целовался в Екатеринославе в 1919 году на трамвайной скамейке. В пяти шагах от нас лежал труп подметками к нам. Во множестве бумажек будущий сочинитель исторического романа найдет поцелуи под датами значительными, как труп. Ему это будет полезно, чтоб выяснить, что события никого из нас не лишали молодости, как можно подумать, читая схематичные наши печатные материалы. Ощущая разверзшуюся прекрасную ясность мира, мы жили запутанно и вкусно).
д) Чтоб собрать эти пакеты и передать их в приличное место, чтоб напечатать все возможное из оставшихся рукописей, я, так сказать, назначаю комиссию близких мне людей — или людей, ранее находившихся в этом звании. (Я назначаю, а кто откажется — тому веселее жить без чужих забот, а если все откажутся… в это не верю.)
В Киеве
1) Френкель Лазарь Самойлович — режиссер
2) Шварцман Моисей Осипович — юрист
3) Скоморовский Рафаил Соломонович — писатель
4) Алей (Шмуклер) Федор Семенович
5) Моя жена (Урина Суламифь Моисеевна. — Н. М.)
В Москве
1) Черняк Яков Захарович — критик-исследователь
2) Урин Давид Исаакович — мой брат
3) Бер Юлий Адольфович — журналист, историк
В Ленинграде
1) Моя сестра — Мария Исааковна Покрас
2) Кучеров Анатолий Яковлевич — писатель
Председательствовать прошу Рафу Скоморовского. Если обойдешься с меньшими «массами» — валяй!
е) Все мои деньги, вещи, возможные авторские и прочие доходы завещаю жене моей и сестре, Марии Исааковне Покрас, пополам с тем, чтобы они обеспечили мою просьбу, изложенную выше.
Всех целую!
Стройте социализм, выпрыгивайте из личных масштабов!
Не поминайте лихом.
Дм. Урин.
Помимо завещания, в папке были:
— воспоминания моего отца, Ю. А. Бера, о Дмитрии Урине, написанные в 1970-е годы;
— список произведений Д. Э. Урина и биографическая справка, составленные Ю. А. Бером;
— пять тоненьких книжек с изданными произведениями Урина;
— 2 фотографии Дмитрия Урина;
— неоконченная рукопись какой-то повести;
— письмо Урину на бланке МХТ 2 с предложением написать пьесу.
Изучив эти материалы, я сделала для себя открытие: Дмитрий Урин был писателем большого и своеобразного дарования. Его рассказы, в которых острая наблюдательность исследователя, препарирующего реальность, сочетается с отстраненным взглядом мудреца и провидца, смешное соседствует с трагическим, а злободневное обретает вневременные черты, показались мне удивительными и очень современными. Проживи Дмитрий Урин дольше — возможно, он встал бы в один ряде Бабелем, Олешей, Булгаковым, Платоновым. Я поняла, что мой отец не напрасно ценил его столь высоко.
Он, правда, называл Урина «комсомольским писателем», возможно рассчитывая, что такой идеологический «ярлык» поможет добиться публикации его произведений. Думаю, нельзя согласиться с таким определением. Комсомольцы, как и другие типы того времени, встречаются на страницах его книг, но без всякого романтического ореола: «Шпана», «Разрушение» — это о них. С большой степенью вероятности можно предположить: если бы Дмитрий Урин не умер в 1934 году, он вряд ли пережил бы времена террора.
Я почувствовала, что должна осуществить то, что не удалось моему отцу, — открыть моим современникам имя Дмитрия Урина, писателя, рано ушедшего из жизни, но успевшего очень по-своему, под непривычным углом зрения, отразить события 1920-х годов, свидетелем и участником которых он был.
Но прежде чем представить произведения Дмитрия Урина читателям, необходимо рассказать о нем самом. Что за человек был Дмитрий Урин? Что привело его в литературу? Как он приобрел свой ранний опыт, позволивший ему в юном возрасте писать такие зрелые и своеобразные вещи? Что еще им написано, кроме того, что вошло в пять тоненьких книжек, найденных мной в папином архиве?
Кое-что о Дмитрии Урине можно узнать из воспоминаний моего отца, которые я привожу в небольшом сокращении.
Он очень рано вошел в литературу. Его первые фельетоны в газетах, главным образом киевских, были напечатаны, когда ему не исполнилось и 18-ти лет. А через десять лет, в декабре 1934 года он умер. Но за эти десять лет Дмитрий Урин стал довольно известным писателем.
