Где у танка броня слабее? Ближе к корме, там еще у него что-то привязано за башней, узлы какие-то на броне. Вот туда и пульнем. Бах! И вторую – бах! Горит «троечка»! Да хорошо как горит!
Теперь – последний грузовик. Бах! Горит. Первый грузовик, он уже потихоньку стал объезжать горящий танк, бах. Горит!
Из грузовиков посыпались солдаты. Ну, последнюю – в замыкающий бронетранспортер – бах. Встал, дымится. Перезарядить карабин. Взять автомат, провести рукой по магазину. Я действовал отстраненно и хладнокровно, как киборг, как боевой робот. Передернуть затвор, очередь. Можно особо и не целиться. Автомат я использовал примерно как автоматический гранатомет. Вспышки пирозарядов накрыли солдат, оттуда послышался дикий визг.
Последний бронетранспортер высунул морду из-за горящего грузовика, и по легковушке ударила пулеметная очередь. А чего я жду? Когда меня подстрелят? Я броском кинулся за горящий грузовик и тут же сквозанул на километр в сторону, за овраг.
Вот оно! Полный армагеддец! Колонна весело полыхала, пулемет молотил по легковушке, солдатики шустро отцепили пушку и уже наводили ее на место возможной засады.
Бац, бац, бац – заколотила колотушка. Правильно ее прозвали – точно как колотушка стучит. Только зря вы, ребята, нет меня там. Я здесь. Далеко – до дороги около километра, стрелять нет смысла. Подождем.
Ждать пришлось недолго – румыны стали суетливо разворачивать пушку в ту сторону, откуда и драпали. Поздно! Из снежной мути выскочили тени на лошадях, тускло блеснули клинки, до меня донесся крик: «Р-р-р-а-а!»
Наши! Кавалеристы! Ура!!! Скорее к ним. Зарываясь в снег, я побежал к оврагу. Портфель бил меня по спине. Стой, куда? Спокойнее – угомонись. Я примерился и скользнул за горевший грузовик. Потом вышел к посеченной осколками снарядов легковушке. Конники, крутясь и поднимая снежную пыль, рубили румынских солдат. Румыны бросали оружие, падали на колени, задирая руки вверх. Что-то в этой картине мне знакомо… Я уже это видел.
Пора выходить. Я не торопясь побрел к нашим кавалеристам, которые уже сгоняли румынских солдат на обочину дороги. Заметив меня, ко мне метнулись двое конных.
– Стой! Бросить оружие!
– Да на, сами потащите. – Я сбросил с плеча карабин и автомат, снял автоматные подсумки. Расстегнул ремень и снял портфель. Ремень с подсумками бросил на оружие.
– Еще что есть? – уважительно спросил кавалерист постарше.
– Есть пистолет, но его не отдам – именной, награда это.
– Кто такой, почему по-русски говоришь?
– Летчик, лейтенант Туровцев. А говорю так потому, что русский я. Так меня мама научила. – Я подумал и продолжил: – А папа научил меня говорить вот так…
Я сказал. Оба кавалериста облегченно заржали.
– Да наш это, точно! Пошли, лейтенант, к нашему лейтенанту. Там договоритесь. Он тоже послушает – любит он русское слово, ха-ха-ха!
Молодой, прямо из седла, легко и элегантно склонился к земле, подхватил за ремни мой арсенал, и меня повели к разгромленной колонне.
– Товарищ лейтенант, вот – доставили. Говорит – наш летчик, сбитый.
– Вы кто? Документы?
– Командир звена 111-го истребительного полка лейтенант Туровцев, Виктор. Был сбит сегодня, около 13.00, при штурмовке колонны противника. Во-о-н там она. Еще увидите. Самолет сжег, немцы были близко…
Я протянул ему удостоверение. Лейтенант раскрыл его, просмотрел и с сомнением глянул на меня. Ну, что тебе еще? Не похож? Действительно – не похож. Там, в удостоверении, – молодое, еще детское лицо Виктора Туровцева. Мирное лицо. Сейчас – обветренная, жесткая морда с темными кругами под глазами… Тут я кое-что вспомнил и полез в нагрудный карман гимнастерки. – Вот, посмотри, лейтенант! Этого даже немецкая разведка не смогла бы изготовить. Газете пара дней всего. Смотри, смотри – похож?
Лейтенант уставился на вырезку из «Красной звезды» с нашей фотографией. Взгляд на газету, на меня, на газету…
– Похож! Меня Степаном зовут, держи краба! – Мы крепко пожали друг другу руки.
– Петро! А ну-ка! Плесни нам с лейтенантом! Ну, Виктор, с еще одним днем рождениям тебя! Будем!
Мы выпили, занюхали рукавом, прослезились – чистый спирт. Но на душе стало тепло и спокойно.
