Крылья победы - страница 6

Сюда, на "Арматурный завод и фабрику манометров Гакенталь", в конце прошлого века и тянулись крестьяне из близлежащих деревень, в том числе и из села Михайловского, где я родился. Расположено оно близ платформы Битца, на шоссе Москва - Серпухов. Теперь это рядом с кольцевой дорогой, а раньше село находилось в 20 километрах от столицы. На завод Гакенталя вместе с односельчанами пришел работать медником и мой отец - Иван Матвеевич Шахурин. Это произошло в апреле 1913 года.

Отец был малограмотным, с трудом мог писать и читать, но обладал завидным трудолюбием, крестьянской хваткой и стал хорошим специалистом своего дела. Он мог изготовлять не только детали к манометрам, но и выполнять любую медницкую работу. На заводе очень ценили его рабочий талант.

Под стать отцу была и мать - Татьяна Михайловна. Эту неграмотную русскую женщину природа наградила удивительными душевными силами, даром внутреннего такта. Появлялись один за другим дети, самым старшим из которых был я. Мать много трудилась. Сон ее был короток - 5-6 часов, весь день - в заботах и делах: то готовит еду, то стирает или чинит одежду, то моет нас, гладит рубашонки и штанишки. Ласковые руки матери запомнились навсегда. Со всей чуткостью и щедростью детской души мы отвечали ей взаимностью, горячо любили нашу маму-труженицу, старались облегчить ее повседневные заботы. Если старший уже рубил дрова и мыл пол, то следующий сын ухаживал за младшим, забавлял его, кормил. С детских лет нас приучали к труду, и мы все старались делать сами.

Дисциплина в нашем доме основывалась на уважении и любви к отцу и матери. Не думаю, что мы это глубоко понимали, это получалось само собой. И если когда-либо родители прикрикивали на нас или упрекали в чем-либо, это бывало очень неприятно и считалось у нас происшествием. Воскресенье в доме было праздником. За завтраком собиралась вся семья. В обычный день отец рано уезжал на работу, а мы бежали в школу. Когда мать садилась за стол, мы не знали. А в этот день ели все вместе. На воскресный завтрак обычно подавалась селедка с картошкой и подливкой, которую мать делала из масла с горчицей и сахаром. Все это было так вкусно, что тарелка вытиралась хлебом насухо. Иногда пекли пироги. Для детей ничего не жалели.

В доме всегда помню хорошую спокойную атмосферу. Мы не замечали, чтобы отец с матерью ссорились. Если, случалось, отец иногда в получку выпьет, то становился еще ласковее и, разгладив свои пушистые усы, начинал петь. Пел он чаще всего грустные песни и особенно одну из них: "Измученный, истерзанный наш брат-мастеровой с утра до темной ноченьки работой трудовой. Он бьет тяжелым молотом, копит купцу казну, а сам страдает голодом, порой несет нужду". Или "Эх ты, доля моя, доля, доля бедняка, тяжела ты, безотрадна, тяжела, горька". Эти да и другие песни я запомнил навсегда.

Когда отца призвали в армию на империалистическую войну (а случилось это в январе 1915 года), кончилось наше относительное благополучие. Мы, четверо мужчин, старшему из которых было 10 лет, а младшему 3 года, остались с больной матерью. Солдатское пособие - единственное средство к существованию. Вероятно, то, что мы снова переехали в деревню, и помогло нам выжить. Летом собирали щавель, ягоды, грибы, выращивали на огороде картошку и овощи, иногда получали молоко от родственников, имевших корову. Зимой становилось труднее. Надо и дров нарубить, и печь натопить, а тепло из нашей небольшой избушки выдувало мгновенно - стоило только открыть дверь.

Пожалуй, наиболее сильное впечатление детства оставила школа. Сколько светлого связано с ней! Школа была одна на несколько деревень и располагалась ближе к деревне Анино. От нас до нее было около полутора километров. Теперь эта школа в черте Москвы. А тогда стояла она на пустыре и представляла собой довольно видное для тех времен двухэтажное здание из красного кирпича. На первом этаже расположились классы, на втором - комнаты для двух наших учительниц. Каждая из них вела свой класс от начала до конца четыре года. Там, где учился я, преподавала Наталья Сергеевна Дмитриева, очень молоденькая и скромная женщина. Занималась она с нами с огромным желанием. Мы это чувствовали и очень любили ее. Она всегда переживала каждую нашу неудачу, неподготовленный урок, причем сама как-то себя чувствовала неловко, заливалась краской, упрекая нерадивых. И от этого нам становилось стыдно.