Он понимал, что это говорит не сама Джини. Говорит, вернее, кричит ее горе, а не женщина, которую он взял в жены.
– Пожалуйста, выслушай меня.
Она с плачем уткнулась лицом в подушку. Ардет заговорил спокойно и достаточно громко, чтобы Джини могла услышать, если захочет.
– Это был и мой ребенок, Джини. Не по крови, пусть так, но он был моим будущим. Я понимаю, что сейчас, в отчаянии от случившегося, ты не поверишь мне, но для меня это большое горе, очень большое.
Ее сдавленные вскрики были все равно что нож острый для его сердца, они вызывали боль и ощущение беспомощности. Слезы выступили у него на глазах. Медленно, шаг за шагом начал он отходить от ее постели, надеясь, что она его остановит. Этого не случилось, и он ушел, потому что именно этого она хотела. В конце концов, он хоть это мог сделать ради нее.
Пока Джини поправлялась, граф не показывался ей на глаза. Мари сказала ему, что ей приказано держать дверь на запоре, и он не тратил время на попытки проникнуть к ней в спальню и попробовать снова объясниться с ней. Это лишь ухудшило бы ее состояние, и без того достаточно хрупкое. Она не выходила из своих комнат, но мисс Хэдли сообщила Ардету, что Джини уже не больна, а только очень подавлена.
Он объезжал свои владения в сопровождении Ричарда и просматривал счетные книги и другие документы вместе со Спотти. Он играл на бильярде с Фернеллом, чтобы удержать его от очередного посещения паба; еще он играл на своей флейте, исполняя долгие, протяжные мелодии, нежные и такие грустные, что все женщины в Кипе – все, за исключением Джини, – слушая их, утирали слезы. Некоторые, хоть и немногие, мужчины тоже доставали носовые платки, когда печальные звуки доносились до них из развалин старой крепости.
Нанес он визит и мисс Фриде Спотфорд в ее покоях, которые находились в изолированной башне самой дальней части современного замка.
Горничная отшельницы сообщила ему о согласии своей хозяйки принять его после того, как он передал свою просьбу в письменном виде. Что касается горничной, то на вопрос Ардета, знает ли она что-нибудь о Снелле, она ответила отрицательно, правда, добавила, что, по ее мнению, за деньги этот малый был готов на что угодно. Никаких особо близких отношений между ними не существовало, кроме тех, какие складываются у людей, служащих в одном доме. Однако глаза ее заметно покраснели от слез. Горничная привела Ардета к двери в гостиную мисс Спотфорд и, объявив о его приходе, тотчас удалилась.
Мисс Спотфорд выглядела старше своего брата, волосы у нее были сплошь седыми, как, впрочем, и у него, но настолько редкими, что в тех местах, где голова не была прикрыта кружевом чепчика, под ними видна была мертвенно бледная кожа. Ардет ожидал увидеть ее в инвалидном кресле, однако мисс Спотфорд достаточно хорошо передвигалась на собственных ногах, хотя слегка подволакивала левую, – Ардет заметил это, когда она встала и сделала несколько шагов, видимо, ради того, чтобы получше разглядеть своего посетителя. Один ее глаз был затянут бельмом, зато другой, зрячий и пронзительно-голубой, смотрел на Ардета пристально и с напряжением. Щеку женщины сверху донизу, до уголка губ, пересекал безобразный шрам, а шея была неловко свернута набок. Видимо, последствия постигшего ее несчастного случая.
– Прошу извинить меня за вторжение, мадам, – начал он.
– Я знаю вас, – перебила она голосом хриплым и резким, словно и гортань ее пострадала во время несчастного случая.
– Но это невозможно, – возразил он. – Я приехал сюда впервые примерно неделю назад, а вы, насколько мне известно, десятки лет не покидали Кипа.
– Я знаю вас, – повторила она, уставив на него свой зрячий глаз, который словно видел не только его самого, но и нечто у него за спиной. – Когда я была погребена под грудой камней, появились вы. Я молила о смерти, боль была невыносимой, мучительной. Я умоляла, но вы не помогли мне оставить этот мир.
Нет, такого быть не могло. Система не работала подобным образом. Вестник Смерти не являлся к тому, чьего имени не было в его списке. И ни один не мог уйти без своего провожатого на тот свет. Ардет не принимал в расчет случай с Эффом и с мальчиком Питером как единственный в своем роде за все века существования жизни и смерти в земном мире. Это значило, что женщина не просто больна – она безумна. Неудивительно, что Спотфорд держит ее в этой башне.