Спотфорд улыбнулся и сказал:
– Я над этим подумаю. Пока еще рано.
Вспомнив сейчас эти слова старого управляющего, Ардет взглянул на кольцо на туалетном столике. Еще рано? Успела ли Джини переодеться? Отпустила ли она свою горничную? Он не хотел бы ворваться к ней, как ошалевший от похоти молодой козел. То есть вообще-то хотел бы, но не станет так себя вести. С другой стороны, как бы она не стала волноваться, решив, что он вообще не придет.
А пока что он решил еще раз побриться. Его слуга, прихватив мокрые полотенца и рваные бинты, давно уже ушел, скорее всего в амбар, к прочим участникам веселья. Но Ардету никоим образом не хотелось требовать услуг от умелого и, к счастью, не болтливого человека в тот вечер, когда он отдыхает. Он взял мыло и бритву.
Олив запрыгал вверх-вниз, захлопал крыльями, невнятно выкрикивая нечто вроде того, что Ар хочет себя зарезать. Подобно тому, как необычайные способности Ардета со временем слабели, речь ворона день ото дня становилась все менее внятной.
– Успокойся, дуралей. Я умею бриться, хоть мне и не так часто приходилось это делать самому.
Сэр Корин в первой своей жизни обходился без брадобрея, а в случае особой необходимости привести отросшую бороду в приличное состояние пользовался хорошо отточенным лезвием ножа. Во втором своем существовании у него не было ни бороды, ни крови, которая могла бы пролиться при случайном порезе.
Ворон продолжал орать о его намерении зарезаться.
Нервы у Ардета и без того были напряжены до предела, а лишний шум ему тем более был не нужен, и потому он больше не стал одергивать ворона, а просто выгнал его из гардеробной.
Он отлично справился с бритьем и убедился, проведя ладонью по щеке, что она достаточно гладкая и не причинит вреда нежной коже Джини.
Одна только мысль о ее мягкой коже привела его в возбуждение.
Ардет понял, что больше ждать не может. Он потуже затянул пояс халата, чтобы вид его наготы не вывел бедную женщину из равновесия раньше времени, и поискал глазами свои шлепанцы. Его прилежный слуга, должно быть, убрал их куда-то поблизости, но у Ардета уже не было терпения заниматься поисками. Он сунул в карман кольцо, взял с собой вино и два бокала, после чего босиком вышел из комнаты.
Дверь в ее спальню была приоткрыта. Джини наклонилась над чем-то, и один взгляд на ее фигуру едва не лишил Ардета возможности дышать.
На Джини была отделанная кружевом белая шелковая ночная рубашка, которая плотно обтягивала ее круглую попку.
Ох, наверное, ему следовало принять холодную ванну, а не горячую.
Но тут, прежде чем он мог произнести хоть слово, Ардет услышал некий звук – неприятный, натужный, какой-то неестественный. Увы, его жена, его новобрачная, его желанная возлюбленная, склонившись над ночным горшком, извергала из желудка все съеденное за обильным ужином. Ардету ничего иного не оставалось, как принести ей влажное полотенце, поддерживать ее, пока не утихли позывы к рвоте, а затем отвести, а скорее отнести ее на кровать. Она лежала на постели, бесконечно слабая, измученная.
– Послать за Мари? – спросил он.
Джини слегка повела головой из стороны в сторону.
– Я ей сказала, что она сегодня мне больше не нужна. Бог знает где она, то ли у себя, то ли в постели у Кэмпбелла. А может, все еще танцует, приглядываясь к местным перспективам.
– Бедняга Кэмпбелл.
Джини вздохнула то ли из сочувствия к Кэмпбеллу, то ли из жалости к самой себе.
– Она ничем не сможет мне помочь.
И Ардету тоже ничто не могло помочь. Он наполнил вином оба бокала и протянул один из них Джини.
– Сделай глоток. Избавишься от неприятного вкуса во рту.
Она проглотила самую малость. Ардет одним глотком выпил полбокала.
– Мне так жаль, – проговорила она, чуть не плача.
– Но ведь это не твоя вина. – Он поставил бокал и, сев рядом с ней на постель, начал растирать ей руки, все еще влажные от пота. – Постарайся уснуть. Утром тебе станет лучше.
Она снова вздохнула со стоном.
– Мне что-то не верится.
– Мне остаться с тобой?
– Нет. Мне очень стыдно, что ты видел меня такой.
– Не глупи. Ты видела меня истекающим кровью и потерявшим сознание.
