Не раз Ник пытался доказать ему, что, по его мнению, некоторые из теперешних женщин–летчиц водят самолеты лучше, чем Линдберг. Во время одного из таких споров Пэт чуть не набросился на Ника с кулаками. Чарлз Линдберг был его богом, его кумиром, таким же, как в свое время Рикенбекер. У Пэта даже хранился снимок — он вместе с Линдбергом, когда тот приземлился в аэропорту О'Мэлли в 1927 году, во время своего трехмесячного путешествия по стране. Сейчас, девять лет спустя, эта фотография, пыльная и выцветшая, все еще висела на стене на самом почетном месте — над письменным столом Пэта О'Мэлли.
Для Пэта не существовало вопроса о том, может ли хоть одна женщина превзойти Чарлза Линдберга или хотя бы сравниться с ним в искусстве управлять самолетом и в отваге. В конце концов, и жена Линдберга — всего лишь обыкновенный штурман и радиооператор. Как можно сравнивать непревзойденного Линди с кем бы то ни было! Да это просто святотатство! Пэт не желал выслушивать подобное от Ника Гэлвина. У Ника же реакция друга вызывала только смех. Ему даже нравилось доводить Пэта до белого каления. Однако он знал, что в этом споре ему никогда не победить. По мнению Пэта, женщины по своей природе не созданы для авиации, и не важно, сколько они там налетали часов, сколько рекордов побили, сколько состязаний выиграли и насколько хорошо смотрятся в своих летных костюмах. Женщины для этого просто не созданы — так считал Пэтрик О'Мэлли.
— А ты, — набрасывался он на Кэсси, возвращавшуюся с летной полосы в старом комбинезоне, после того как она заправила горючим «форд–тримотор», только что взявший курс на Лонг — Айленд, — ты сейчас должна быть дома и помогать матери готовить обед.
Он без конца это повторял. Кэсси научилась делать вид, что не слышит знакомую песню. Вот и сейчас она поступила так же. Спокойно прошла в кабинет; высокая — почти такого же роста, как эти двое мужчин, — с ярко–рыжими, как пламя, волосами до–плеч, с огромными ясными голубыми глазами. Встретилась взглядом с Ником. Тот улыбался ей озорной улыбкой из–за спины отца.
— Скоро пойду домой, папа. Вот только закончу здесь кое–что.
Да, Кэсси превратилась в настоящую красавицу, однако, казалось, совершенно этого не сознавала, что придавало ей еще больше очарования. Даже старый комбинезон прекрасно обрисовывал ее фигуру. Но это еще больше раздражало отца. Не место ей здесь, этой девчонке. Это его мнение, и он не собирается его менять. Споры отца с дочерью по этому поводу слышали все, кому случалось находиться в это время в аэропорту О'Мэлли, и сегодняшний день не был исключением. Стоял жаркий июньский день. В школу Кэсси не ходила, так как уже начались каникулы. Большинство ее одноклассников устроились на летнюю работу в аптеки, магазины, кафе. Кэсси же мечтала об одном — помогать как можно больше в аэропорту, причем бесплатно. В этом состояла ее жизнь, только здесь ее душа по–настоящему оживала. Лишь в те редкие периоды, когда она особенно нуждалась в деньгах, Кэсси ненадолго устраивалась на какую–нибудь работу. Однако ни работа, ни друзья, ни мальчики, ни развлечения не могли надолго оторвать ее от аэропорта. Она без него жить не могла.
— Занялась бы лучше чем–нибудь полезным, вместо того чтобы путаться здесь под ногами! — кричал ей отец из своего кабинета.
Ни разу он не поблагодарил дочь, что бы она ни сделала. Он просто не желал видеть ее здесь.
— Мне надо найти регистрационный журнал по грузам и записать туда кое–что, папа, — спокойно отвечала Кэсси.
Она хорошо знала все их журналы и все, что там записано. Вот и сейчас она быстро отыскала журнал и теперь листала его в поисках нужной страницы.
— Убери руки от моих журналов! Ты в них все равно не разбираешься!
Пэту уже стукнуло пятьдесят, и теперь он легко приходил в ярость, хотя по–прежнему оставался одним из лучших пилотов. Однако ничто не могло поколебать его убеждений и принципов. Для всех в аэропорту его слово считалось законом, но в спорах, касавшихся женщин–летчиц, все его доводы оставались бесполезными. Так же как и его борьба с Кэсси.
Она никогда не вступала с ним в пререкания. По большей части она, казалось, даже не слышала его. Просто молча делала свое дело. А единственным интересным делом она считала отцовский аэропорт.
