Олег Даль, прекрасный актер, но горький пьяница, допился до белых коней и катапультировался с седьмого этажа. Человек, говорят, был замечательный, актер превосходный, поэтому друзья и родственники сумели пробить в Моссовете разрешение похоронить его на Ваганькове. Но с местом вышла заминка. Участок, отведенный Всероссийскому театральному обществу, до предела уплотненный покойными мастерами сцены, никак не мог вместить неудачливого каскадера. Однако мудрый комендант, пересчитав врученные Олеговой вдовой денежки, нашел гениальное решение. Могилу вырыли прямо у склепа балерины, правда, полгроба пришлось, продолбив стенку, запихнуть непосредственно в ее усыпальницу. Девять дней спустя все и началось.
В одно чудесное утро белый мраморный крест, украшавший крышу балерининой обители, вдруг оказался развернутым на 90 градусов. Комендант с ходу обвинил в диверсии водителя мусоровоза, вполне способного по пьяному делу своротить крест не только на могиле, а и на куполе местной церкви. Что он однажды доказал, разнеся в щепы двери магазина похоронных принадлежностей. Мусорщик упорно отнекивался, доказывал с рулеткой в руках невозможность инкриминируемого ему деяния; комендант был уверен в обратном, поднял даже вопрос об увольнении неспособного к раскаянию грешника, что и случилось бы, не вмешайся балерина. Кроме нее, просто никто бы не додумался выкорчевать с могилы Даля мраморную доску с его реквизитами и подпереть ею дверь комендантского кабинета.
Во избежание ненужных разговоров быстренько привели все в порядок, а водитель был реабилитирован. Всю ночь он провел в вытрезвителе, так что алиби имел железное.
Балерина же продолжала упорствовать в борьбе за суверенитет родного склепа. Оно понятно, старопрежние люди к коммуналкам не привыкли и к чужим ногам в собственной постели относились, должно быть, с возмущением.
Спустя неделю вышеупомянутая доска перекочевала на могилу создателя русского толкового словаря Владимира Даля, отдаленного предка непутевого актера. Здесь просматривалась достаточно разумная логика балерины: если кто-то и должен потесниться, то в первую очередь родственник. «Статус кво» вновь восстановили, однако задуматься было над чем. Комендант пошел советоваться к настоятелю кладбищенской церкви отцу Прокофию. Совместно раскатав два литра «Кубанской», светская и духовная власти приступили к выполнению разработанного плана. Комендант приволок осиновый черенок от лопаты и кувалдой вогнал его в щель склепа. Пьяненький отец Прокофий в это время суетился вокруг с кадилом и бормотал под нос какие-то псалмы. Это ли подействовало, или балерина просто решила передохнуть, но вплоть до конца мая нынешнего года все было тихо. Хотя на отдаленных от церкви участках пошаливали, но особо не вредничали. Лишь однажды на голову дежурному старшине милиции опустился чугунный пальмовый лист, слегка того покалечив. Три трехметровые пальмы, отлитые в 1921 году миланскими мастерами, возвышались над могилой легендарной воровки Соньки Золотой Ручки. Чем не угодил ей заплутавший мент непонятно, но сам по себе лист отвалиться никак не мог. Ребята потом лазили специально, чтобы в этом убедиться.
* * *
Очередную вылазку императорская балерина приурочила ко дню пограничника. Вернее, к ночи накануне этого дня.
Как поведал Игорь, явившись с утра пораньше на работу, он долго не мог найти своего папу-сторожа. Обычно, отдежуривший дядя Дима встречал отпрыска с заработанной на ночных посетителях баклажкой водки и оба приступали к опохмелке. Но в то утро традиция была нарушена. Наглухо запертые ворота и отсутствие родителя заставили Игоря почуять недоброе. Он перелез через ограду и, убедившись, что стеклянная будка, служившая дяде Диме офисом, пуста, ринулся за справками в комнату милиции. Мирно дремавшие менты сперва никак не могли понять, чего от них хочет разволновавшийся могильщик, наконец разобрались, принялись того успокаивать, но Игорь не угомонился, пока не вытянул сержантов на поиски папы Димы.
Аукая и проклиная сгинувшего сторожа все трое около часа метались по всему Ваганькову, пока Игорь, пробегая Суриковской аллеей, не услыхал вдруг подозрительно знакомый храп. Звуки доносились из стандартного мусорного бака, коими чистюля-комендант украсил все кладбищенские перекрестки. Извлеченный на свет божий дядя Дима давать пояснения отказался, потребовав сперва стакан водки. И только ахнув двести граммов «под мануфактурку», обвел спасителей неожиданно ясным взглядом и принялся крыть балерину таким ядреным матом, какого ни менты, ни Игорь отродясь не слыхивали.
