Двери подъезда вдруг гулко хряснули, и к не успевшему выпрямиться Князю подскочили два здоровенных охранника. Витька метнулся в сторону, но длиннорукий детина рукояткой пистолета достал-таки его затылок, и Князь носом въехал в мокрый скользкий асфальт. Тут же подлетел кореец, всадил каблук между Витькиных лопаток, и он затих, раскинув руки так, словно хотел охватить весь земной шар.
* * *
Большие электронные часы над входом в зал ожидания Рижского вокзала показывали ровно половину одиннадцатого вечера. Вокруг суетилась людская толпа, кто-то хрипло смеялся, в углу слышались безутешные рыдания, у буфетной стойки переругивалась длинная очередь, выясняя, кто за кем и когда занимал, а из конца в конец заполненного головами пространства медленно проплывали фуражки сотрудников линейного отдела милиции. Их-то я и опасался, волоча к выходу неподъемную «самсунговскую» коробку, набитую «зеленью». Остановят, проверят, проявляя свойственную ментам любознательность, и сливай воду.
Граната в кармане куртки, правда, позволяла избежать нудных допросов-расспросов, но этот ребристый пропуск в ворота вечности обратного хода не допускал и незавершенные пока дела обязывали использовать его только в самом-рассамом крайнем случае…
В камеру хранения я примчался не по доброй воле, Витькина дурная самоуверенность свела все усилия, затраченные на вскрытие Щетининых закромов, к нулю.
Пока я потел, пытаясь заставить тело подчиниться, оглушившие Князя охранники уволокли того к Щетине домой. Слава Богу, не догадались осмотреть окрестности, иначе сейчас и с меня сдирали бы шкуру, выпытывая всякие разности, а то и просто так, из спортивного интереса. Однако повезло, и минут через пятнадцать я очухался, завел «мерс» и стриганул подальше от гиблого места.
Кроме старого верного советчика — граненого стакана, обсудить сложившуюся ситуацию было не с кем. В крохотном кафеюшнике мы с ним и стакнулись, а, восприняв в полчаса три по сто под сигаретку, решение проблемы я вроде бы нашел. Сперва-то хотел, подобно шварценеггеровскому коммандос, штурмовать щетинину квартиру в одиночку, но вспомнил о страховом полисе — письме покойной Гасановой сестрички, и план действий выработался мгновенно.
Прямо из кафе, сунув бармену денежку, чтобы не очень-то к чужим базарам прислушивался, позвонил Щетине домой. Догадался, к счастью, записать номер, когда прошлой ночью туда звонил Эдик, и поступил, оказалось, предусмотрительно.
Трубку снял кореец.
— Игоря Валентиновича! — я постарался рявкнуть построже.
— Кито иго сипласивает? — по-русски Хон лепетал не лучше Гоши.
— Зови давай, не базарь, псина!
Рык подействовал, к телефону подошел Щетина.
— Слышь, мразь, — я старался говорить с суровым пренебрежением, — если с Витьки хоть один волосок упадет, заведу на Заячий остров и на телевышке повешу. Вниз головой. Понял?
— Не понял, — поинтересовался Щетина. — Кто это говорит?
— Все ты, козел, понял. Теперь слушай сюда, у меня есть письмо Гасановой сестры — жоника твоего ненаглядного. Артур, если ксиву прочтет, знаешь, что с тобой сделает?
На том конце провода наступила тишина, затем раздался уже не такой самоуверенный голос: — Чего ты хочешь?
— Отпусти Князя, сожгу ксиву. И живи пока живется, мне ты не нужен.
— Тут есть кое-какие сложности. Я его отпущу, но вы мне за это вернете деньги. Всю сумму.
— Балда, — возмутился я вполне искренне, — зачем тебе деньги? Еще наворуешь. А если я ксиву Гасану покажу, они тебе не понадобятся.
— Пойми, — Щетина как бы даже начал меня уговаривать, — деньги не мои. Их не будет — тогда у меня действительно возникнут серьезные проблемы. А письмо?.. Столько лет прошло, уж как-нибудь разойдусь с Артуром по-хорошему.
Мы пререкались еще минут пять, пока не пришли, как говорит Горбачев, к консенсусу. Я привожу деньги, Щетина отпускает Витьку и нам дают спокойно уйти. В противном случае, не позвони я до полуночи по одному телефону — тут пришлось блефануть — письмо передадут Гасану, а там пусть они сами между собой разбираются. На том и порешили и, оговорив детали обмена Князя на деньги, я отправился на вокзал.
