Крушение мировой революции. Брестский мир - страница 18

В работе «К пересмотру партийной программы» Ленин также не касался вопроса об уравнительном разделе земли и преобразовании помещичьих имений в общественно-государственные хозяйства. Однако пункт о национализации земли был Лениным в работу включен[24], хотя о том, что делать с национализированной землей, не говорилось ни слова. Это странное замалчивание столь важного для большевиков вопроса обратило на себя внимание. Уже после переворота Н. Л. Мещеряков в помещенной в нескольких номерах «Правды» статье «Марксизм и социализация земли» отметил эту многозначительную особенность аграрной программы большевиков:

«Как поступить с национализированной, обобществленной государственной землей? Программа национализации у большевиков совсем не давала ответа на этот вопрос, откладывая его на время после захвата земель, после победы революции, после национализации земли [...]. Ни в проекте национализации, предложенном большевиками Стокгольмскому съезду рабочей партии (1906 г.), ни в программе национализации, принятой на конференции партии в апреле 1917 г., ни в обширной литературе по этому вопросу — ни разу никто из сторонников национализации в среде марксистов не затрагивал этого вопроса, не предлагал каких-либо решений»[25].

Чем ближе к перевороту, тем больше видоизменял Ленин первоначальные крестьянские требования. Так, в опубликованной 24 октября статье «Новый обман крестьян партией эсеров» Ленин «пересказал» требования крестьян следующим образом:

«Крестьяне требуют отмены права частной собственности на землю; обращение всей частновладельческой и т. д. земли в всенародное достояние безвозмездно; превращения земельных участков с высококультурными хозяйствами (сады, плантации и пр.) в «показательные участки»; передачи их в «исключительное пользование государства и общин»; конфискации «всего хозяйственного инвентаря, живого и мертвого» и т. д. Так выражены требования крестьян, точно и ясно, на основании 242-х местных наказов, самими крестьянами данных»[26].

Но, во-первых, речь шла о наказах «эсеровских» крестьян, а не о крестьянах вообще. Во-вторых, даже в эсеровских наказах не было изложенных Лениным требований. По существу Ленин очень тонко и завуалировано завел речь о национализации. Но в солдатской и крестьянской среде господствовала идея «уравнительного землевладения» по потребительско-трудовой норме распределения, а не ленинская идея «национализации»[27], предполагавшая безвозмездную конфискацию у крестьян их основной собственности — земли.

Блок с левым крылом ПСР был в этих условиях естественным шагом. Принятие большевиками аграрной программы, без которой Совнарком не смог бы функционировать, и согласие в этом случае левых эсеров идти с большевиками стало, как тогда казалось, залогом успешного сотрудничества. Левоэсеровские партийные кадры в сельских Советах и большевистские партийные функционеры в Советах городских естественно дополняли друг друга.

Фундамент такого союза уже существовал: борьбой с большинством своей партии левые эсеры показали, что стоят на позициях, сходных большевизму. Действительно, после февраля 1917 года расхождения левых эсеров с ПСР лишь обострялись[28]. На Первой конференции петроградской организации, состоявшейся 2 марта, был достигнут компромисс между основной частью ПСР и левой фракцией. Он выразился, в частности, в том, что в редколлегию эсеровской газеты «Дело народа» были включены представители левых. Однако уже на Второй конференции Петроградской организации ПСР, состоявшейся в апреле, один из лидеров левых эсеров Б. Д. Камкбв выступил против «оборончества» эсеров в войне, встав, таким образом, на позицию пораженцев-интернационалистов. Формально эсеры на конференции одержали победу: большинством в 12 голосов была принята резолюция центра, и левые заверили ПСР, что не намерены производить раскол.

Однако на местах, где ЦК не в состоянии был контролировать деятельность левых, раскол начался. Так, харьковские эсеры уже в первые дни после февральского переворота сообщили ЦК ПСР, что их «организация партии социалистов-революционеров на общегородской конференции признала себя стоящей вне партии эсеров и наименовала себя организацией партии левых социалистов-революционеров»