Абориген недовольно и очень даже подозрительно уставился на Пряхина.
Возможно вот так же смотрели немцы на Штирлица, когда тот шел по Берлину с волочащимся следом парашютом.
— Я тут у вас недавно, — объяснил Саня. — И ваших замечательных традиций еще не знаю. Мужик нерешительно пожевал губами, но, в конце концов, объяснил, что отрезанная голова врага не даст его душе найти другое тела. Саня принял убийственную логику дикаря. Теперь стало понятно, почему у Предшественников был очень популярен топор палача, а затем и заменившая его гильотина. Между тем, Брагар вышел к толпе и под дружный рев продемонстрировал свои трофеи, подняв обе руки с мертвыми головами вверх. Когда гул затих, он обвел соплеменников тяжелым взглядом и начал называть имена тех, кто не вернулся из похода. Саня насчитал что-то около двух десятков имен. Все павшие воины, по словам Брагара, были достойно погребены и отправлены по разным адресам — кто к Таранису, а кто к Тевтону. Не одна голова арийша не досталась врагу. Вновь заголосили, запричитали женщины. Зашумели обыватели. Воины, трущиеся в толпе, издали боевой клич. Брагар еще раз обвел собравшихся соплеменников взглядом. Его глаза остановились на красивой женщине в дорогой накидке. Она стояла в окружении то ли рабынь, то ли служанок, а ее бесстрастный лик напомнил Сане знакомые черты. Только где он видел похожее лицо — Саня не помнил, хоть убей. Возможно уже здесь, а возможно и в прошлой жизни. Брагар лишь на миг задержал свой взгляд на жене, после чего направился в сторону дома своего отца. К нему присоединилось несколько отпочковавшихся от толпы воинов, в том числе усач. Буглар выглядел мрачнее тучи. Видимо, среди погибших в походе бойцов были и его сородичи, что в принципе не вызывало удивления, ибо на этом острове, так или иначе, все друг другу являлись родственниками пусть и очень дальними. Саня даже поражался, как островитяне еще не вымерли от гемофилии, да еще продолжали рожать достаточно красивых детей? Ответ на этот вопрос он нашел позже. А пока некогда было размышлять о генетической наследственности дикарей. Пора было возвращаться на кузнечный двор. Люди уже стали расходиться. Саня тоже покинул берег, направившись в квартал ремесленников. Но до места не дошел, ибо заметил группу «зеленых балахонов». Жрецы широко шагали в сторону дома Брена. За ними еле поспевала девушка-бард. Зверь трусил с ней рядом, отпугивая своим видом встречных прохожих. При виде незнакомки Саня вмиг забыл о работе и повернул за жрецами. Правда, догнать их не сумел: «зеленые балахоны» скрылись за частоколом, на кольях которого уже красовались новые трофеи. Саня, было, подался следом, но у входа во двор натолкнулся на угрюмого одноглазого детину с палицей наперевес. Не трудно было догадаться, что перед Саней предстал тот самый Ной Одноглазый — человек, обыгравший в кости пьяного Буглара. Окинув Пряхина недобрым взглядом, любитель азартных игр поинтересовался целью визита незнакомца. Саня ничего путного не мог придумать и, включив дурака, ляпнул что-то типа: «Вы не знаете, как пройти в библиотеку?» Ной посоветовал проваливать подобру-поздорову. Пришлось последовать совету этого мастодонта и убраться восвояси. В тот день он так и не увидел незнакомку. Но уже на следующее утро ему удалось выяснить цель ее визита в дом берегона. Его информатором стал Буглар, который пришел, чтобы вновь «подраться на мечах» и, как обычно, поколотил Саню, но уже не так сильно, как накануне. После окончания спарринга Саня поинтересовался у своего нового учителя:
— Ты был вчера в доме берегона? Усач утвердительно кивнул.
— А что там делала девушка-бард?
— Известно что, — удивился Буглар. — Слушала рассказ Брагара о битве со скоотами.
— Чтобы потом сочинить героическую сагу? — догадался Саня.
— Сочинить и передать потомкам, — уточнил Буглар.
— А как ее зовут?
— Много вопросов задаешь, Алекс, — насторожился усач. — Любопытство к лицу базарным торговкам, но не будущему Воину.
— Ты думаешь, из меня Воин получиться?
— Работай над собой. Занимайся. А там посмотрим, — сказал Буглар и, не попрощавшись, направился по своим делам. Саня тоже засобирался, но тут увидел барыгу, которому на днях усач продал порванный гидрокостюм. Насколько знал Пряхин, звали этого предпринимателя — Брандт, и был он родом с Материка. На остров купец приплыл на большом корыте, которое напоминало двухмачтовый корабль древних финикийцев. Якобы по торговым делам. Но помимо торговли, Брандт занимался скупкой артефактов Предшественников и, возможно, это являлось его основным родом деятельности. Саня не удивился, если бы узнал, что все его бумажные артефакты, так или иначе, оказались у заморского гостя. Брандт приблизился к Пряхину и вежливо поздоровался. Он был высок, хорошо сложен. Его добротная одежда отличалась покроем и разновидностью дорогой ткани. На мощной шее висела толстая цепь из какого-то драгметалла. Пальцы поблескивали перстнями, на вихрастой голове залихватски красовалась шерстяная шапка. Лицо торгаша подкупало своей открытостью. Правда Саню эта открытость лишь настораживала. Именно с такими искренними лицами питерские мажоры толкали паленый товар. А наперсточники раскручивали свой лохотрон.
