— Саша, — сразу же доверительно сообщил мне прокурор, — ты же понимаешь, Стукалов тут ни при чем. Это не в него стреляли, это в меня стреляли!..
— Но попали в него, — возразил я. — Скажите, насколько обоснован был этот допрос? Дело ведем мы с Костей, то есть Генеральная прокуратура, зачем вам понадобилось вмешиваться?
— Ты же знаешь, как всех лихорадит, — отвечал он горячо. — Я попытался со своей стороны выйти на этих «народных судей», чтоб им пусто было.
— Вы хотели выйти на переговоры с этими террористами? — спросил я удивленно.
— Да, — сказал он прямо. — Всем ясно, это не простые террористы. Это политическое дело, Саша.
Я понял, что оперативной ценности его показания не имеют, и потому после нескольких дежурных вопросов допрос прекратил. Вторым в моем списке стоял мой напарник по делу, член моей бригады, следователь по особо важным делам Московской прокуратуры Костя Дьяконов.
— Я хотел бы знать, насколько серьезны твои подозрения, — сказал он. — Я должен понимать это в том смысле, что ты сбрасываешь меня на полной скорости, да?
Он тоже был перепуган и толком не мог ответить ни на один вопрос. К этому времени меня уже нашел по телефону генеральный прокурор и потребовал немедленного отчета по проделанной оперативной и следственной работе. Имелось в виду, что его с этим отчетом ждали на самом верху, и потому надо было предоставить полный набор следственных мероприятий. Со своей стороны министр внутренних дел провел содержательную беседу с Шурой Романовой, которая тотчас приехала к нам, чтобы призвать товарищей проявить высокую сознательность.
— Все, Турецкий, — сказала она мне. — Если твои «стрелки» еще кого-нибудь возьмут на прицел, то мы с тобой, считай, уже выставлены вон без выходного пособия.
— Готовьтесь, Александра Ивановна, — отвечал я сокрушенно. — Во всяком случае, устроим двойной банкет. Правда, я считал, что мне до пенсии еще лет двадцать — тридцать, но, может, я сбился со счета.
— Что ты думаешь делать? — спросила она. — Последнее время вы все в этом деле заняты лишь тем, что исследуете следы. А толку с гулькин нос.
— Это преступление нового типа.
— Да кого это трогает? — сказала Шура. — Мы должны раскрыть убийство и предоставить им виновных, а толковать о составе преступления найдутся охотники и без нас.
Я посмотрел на нее испытующе:
— А что бы вы сказали, Шура Ивановна, если бы я предположил, что в этом деле напрямую замешаны властные структуры.
Она прищурила глаза.
— Ты кого это имеешь в виду? Говори конкретно. Я вздохнул.
— Знали бы вы все, как мне все это надоело!.. Готов спорить на бутылку, что все это лишь предвыборная провокация.
Она почесала нос.
— На бутылку, говоришь?
Нас нашел Грязнов. Кто-то из оперативников дал ему бутылку пива, и он пил из горлышка прямо на глазах у начальницы.
— Есть кое-что, — сказал он. — Видели его, этого парня. Среднего роста, коренастый, спортивного сложения…
Я невольно хмыкнул, и Шура посмотрела на меня.
— Тебе эта фигура знакома, да?
— Еще бы, — буркнул Грязнов.
— Только тихо, — сказал я. — До сих пор он работал пистолетом, но почерк есть почерк. Я хочу проверить своих умников, смогут ли они его вычислить.
— Да кто же это? — спросила в нетерпении Шура.
— Можете доложить начальству, Александра Ивановна, — сказал я. — Личность преступника установлена. Это небезызвестный Бэби.
— Ага, — только и смогла произнести она.
— Все-таки это не наши клиенты, — сказал Грязнов, качая головой. — Это контрразведчики должны раскручивать, вот что. У них же все интересы политические!
— Александра Ивановна, подтверди, — сказал я, забирая у Грязнова протокол осмотра места происшествия, — я только что говорил то же самое. Извините, я на минутку.
Лариса с Сережей конечно же находились рядом, вели опрос лиц, которым было известно про время допроса Стукалова. Я освободил их от этой маеты, обязав в кратчайшие сроки идентифицировать преступника по их компьютерной схеме. Вероятно, в моем предложении был момент вызова, потому что Лариса усмехнулась.
— Да, — сказал я. — Некоторые обстоятельства дела позволяют пролить свет на эту проблему, но я хотел бы знать ответ вашего телевизора.