Кровная месть - страница 162

— Может, ты и прав, — проговорил я задумчиво. — В конце концов, кому это больше надо, мне или ему?

Грязнов рассмеялся, и мы перешли на другие темы.

— Вчера на хуторе около Тучкова фермер рэкетиров положил, — рассказал нам водитель. — Как есть уложил, из двухствольника. Наповал.

— Тоже ведь, — хмыкнул Грязнов, — суд народной совести. А, Саша?

— Ну, там-то решения Политбюро не предусматривалось, — отозвался я.

— Умеют они, гады, народом прикрыться, — сказал Грязнов. — Радетели…

— Расскажи лучше про Чекалина, — попросил я. — Где он и что?

— Сценарий тот же, — негодовал Грязнов. — Прибыл с товаром для московских дельцов. Перевал у них в Ногинске. Туда мы сейчас и едем. Клиент отдыхает на квартире у бабы, которую ему сняли загодя.

— Бабу или квартиру?

— Обеих, — махнул рукой Грязнов. — Поведение спокойное, пьет умеренно.

— Там твои люди или местными силами? — спросил я.

— Обижаешь, — сказал Грязнов. — Все ж таки особо важное дело, как-никак.

— Этот Чекалин будет покруче своего напарника, — заметил я. — Надо быть поосторожнее.

— Ты еще укажи, как мне его брать, — буркнул Грязнов. — Скажи спасибо, что я тебя с собой взял. Уж конечно не для операции, а только для первоначального допроса, чтоб попробовать его расколоть, пока тепленький. Сиди в машине и не дергайся, товарищ следователь. Или господин?

Я не ответил. Сомнения относительно операции с облавой на Бэби снова нахлынули на меня. Я очень опасался Рогозина. Конечно, у нас не было полной уверенности в том, что он являлся человеком «Народной совести», но уж очень он для этого подходил. И потом, когда он рассказывал про ключевое слово для проникновения в программу компьютера, не слишком ли много он об этом знал? И откуда? И даже если он не из «Народной совести», то кого он теперь представляет? Может, он представитель уже следующего поколения, которое рвется к финансовой базе проекта?..

Мы подъехали на место уже во второй половине дня, и к машине сразу подскочил один из людей Грязнова.

— Товарищ майор, все готово.

— Как клиент? — спросил Грязнов, не выходя из машины.

— Час назад звонил в Москву, разговор записан. Похоже, договаривались об обратной оказии. Есть предположение, что назад он оружие повезет. Может, нам подождать, товарищ майор?

— Отставить, — сказал Грязнов. — Все по местам, через десять минут начинаем операцию.

И снова у них была задействована женщина, на сей раз сотрудница МУРа, пришедшая к хозяйке от имени какой-то женской партии уговаривать хозяйку вступать в ее ряды. Хозяйка была матерой бабищей двадцати пяти лет, держала подпольный бордель, и потому идеи женской партии были ей близки и понятны. Она и внимания не обратила, что активистка женского движения не закрыла за собой дверь. Жилец послушал из любопытства агитацию, но плюнул и ушел в свою комнату. Тогда и появились ребята Грязнова во главе с ним самим. Тихим шепотом и жестами они уговорили хозяйку вызвать жильца, чтобы выпить за женскую партию, и взяли Чекалина, когда тот, ничего не подозревая, вышел из своей комнаты.

— Жорик, они меня заставили, — завопила хозяйка отчаянно, видя, как милиция крутит ее постояльца.

— Дура, — только и сказал Жорик, хрипя от негодования.

На Востряковском кладбище Нина около часа искала могилу Феликса Даниленко. У нее был план, начерченный Буком, но как он мог помочь, если новые районы кладбища представляли собой огромную пустыню, усеянную могилами. Кресты, временные памятники, просто колышки с номерами и едва заметные аллеи и тропинки — вот среди чего она упорно блуждала, пытаясь сориентироваться. В конце концов могилу она нашла, но почти случайно, — машинально следуя за погребальной процессией, обратила внимание на покосившийся памятник со звездой, вспомнила слова Бука и подошла. Так и оказалось, это была могила Феликса Захаровича Даниленко. И так убого и сиротливо выглядело это захоронение среди тысяч таких же едва приметных могил, что Нина не выдержала и расплакалась.

Воистину люди в своем страхе перед смертью потеряли всякое уважение к ней, думала Нина, стоя над убогим холмиком земли, над которым стоял перекошенный жестяной памятник. Ведь не мертвым же нужна эта память, ведь это, по существу, плевок в вечность. Она невольно вспомнила кладбище в Краснодаре, где так же сиротливо расположились три могилы, одна большая и две поменьше, и новая волна слез и горечи накатила на нее. Феликс тоже был убит, это было ясно. Старый идеалист не пошел на поводу у нового руководства — и вот поплатился.