— В качестве кого я там буду? — спросил я. — Дело об убийстве Собко еще не открыто, как мне известно.
— Возбуди следственное дело по факту врачебной ошибки и сомнения в постановке диагноза, — сказал Костя. — Если что, можешь прямо ссылаться на меня.
— Есть, — сказал я. — Когда появишься в наших краях?
Я не мог его прямо спросить, что означали его конспиративные предосторожности, хотя интересовало меня именно это.
— Авось появлюсь, — сказал он уклончиво. — Ты меня сильно заинтриговал, Саша. Если высветится что-нибудь со смертью Собко, позвони Лидочке. Скажи, что ждешь моего звонка, ага?
— Ага, — сказал я.
Снова определился кончик следа, и мы объявляли аврал. Быстро выяснилось, что тело Собко находится в морге, и мы отправили Семена Семеновича Моисеева. Дроздов помчался выяснять, кто ставил диагноз, а мои компьютерщики занялись поисками информации в отношении Собко. Сам я отправился к его родственникам.
Родственников было двое: сестра Валерия семидесяти с лишком лет и племянница Аделаида. Имена в этой семье определялись по каким-то особым святцам, понял я. Леонард Терентьевич жил с сестрой и одинокой племянницей в большой трехкомнатной квартире, и когда я там появился, то первым делом увидел завешанное в прихожей трюмо.
Встречавшая меня племянница была лет сорока с небольшим и представляла собой типичную серую мышь, библиотекаршу или работницу архива. Она была в черном, на плечах у нее была темная шаль, несмотря на лето, и она щурилась на меня через очки.
— Я из прокуратуры, — представился я. — Видите ли, у Леонарда Терентьевича были с нами кое-какие дела, и нам хотелось бы получить информацию.
— Проходите, — позвала она в гостиную. — Мама у себя, но она очень плохо себя чувствует. Это все так неожиданно.
Мы прошли в гостиную, и там серая мышь неожиданно закурила сигарету, что в ее образ никак не вписывалось. Впрочем, я знал, что она работала отнюдь не в библиотеке или архиве — она была налоговым инспектором.
— Вы сказали, это было так неожиданно, — ухватился я за ее слова. — Разве это не развитие долгой болезни?
— Нет-нет, что вы, — она замахала рукой, разгоняя дым. — Дядя Леня был вполне здоров.
— Простите, — растерялся я. — Но от чего же он умер?
— Я не очень поняла, — призналась Аделаида, — но, кажется, это что-то сердечнососудистое. Врач сказал, что в его возрасте это обычное дело.
— Это был ваш участковый врач? — спросил я.
— Нет, другой… Он приехал на «скорой помощи».
— Вы сами вызывали «скорую помощь»?
— Нет, ведь дядя… Вы ничего не знаете? Он упал прямо на улице, и его привезли на «скорой помощи» домой.
— Вам не показалось это странным? — заметил я. — Обычно «скорая помощь» отправляет больных людей в больницу.
— Да, действительно, — только теперь удивилась она.
— Он был жив, когда его привезли?
— Да. Он тяжело и часто дышал и стонал… Врач сделал ему укол и сидел с ним около получаса. Он умер на его глазах.
Я кивнул. Это был какой-то необычный врач.
— Вы мне не покажете свидетельство о смерти?
— Да, конечно. — Она поднялась. — Но свидетельство это нам выдали потом в больнице, на основании справки.
— Но диагноз там должен стоять.
Она принесла свидетельство о смерти, и я прочитал диагноз: «Последняя стадия злокачественной опухоли мозга».
Я прочитал этот диагноз вслух для Аделаиды, и та мне не поверила.
— Какая еще злокачественная опухоль! Это какая-то ошибка, я вас уверяю.
Она указала мне, где ей выдавали свидетельство о смерти, и я помчался туда. Простота, с какой провернули это дело с Собко, казалась мне возмутительной. Упал на улице?.. Как бы не так!
Уже по дороге в больницу я обдумывал сложившуюся ситуацию в стратегическом плане. Собко был убит тихо, незаметно, почти как Даниленко. Его устранили за то, что он начал говорить, в частности, вывел нас на Даниленко. Кто-то узнал об этом и распорядился покончить с Собко. Видимо, он знал что-то еще, чего они опасались.
В больнице меня интересовала лишь бумага, оставленная загадочным врачом, и мне ее представили. В этой справке, написанной очень неразборчиво, диагноз был указан на латыни, но, когда я попросил специалистов объяснить мне, что, собственно, там диагностировано, они разошлись во мнениях.