— Тебе придется дать показания против него….
— Говорю тебе — я боюсь.
Я поднял кобуру, расстегнул её, вытащил револьвер и показал ей: в барабане отсутствовало два патрона.
— Если дашь показания, будешь в безопасности, — сказал я, — Ты покончишь с ним раз и навсегда. С твоими показаниями следствие будет быстро завершено, передано в суд и его надолго упрячут за решетку. В любом другом случае он обязательно разыщет тебя и убьет.
Я подошел к телефону на столе, но Марта вцепилась мне в локоть.
— Обними меня, милый! Я боюсь. Смертельно боюсь!
Был такой психиатр по имени Кинзи, кажется, он как-то выпустил научный труд, посвященный сексуальной психологии женщин, и там он упомянул о таком факте: многие психологические проявления склонности к браку аналогичны психологическим проявлениям чувства страха и между обоими существует несомненная взаимосвязь. Марта Льюис безусловно могла бы стать потрясающим объектом исследования для этого ученого мужа. Я с трудом вырвался из её объятий и, добравшись до стола Слотера, сел в кресло, но Марта тут же вспорхнула мне на колени. И так, обвив левую руку вокруг её осиной мягкой талии, ощущая ртом её трепещущие горячие губы, я пальцем правой руки набрал «0» и соединился с телефонисткой, после чего мне пришлось-таки вырваться на свободу — хотя и в ходе сладостного поединка, — чтобы поговорить с детективом-лейтенантом Луисом Паркером.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Фальшивая нота
Это был огромный кабинет: квадратный, с высокими потолками и отличной звукоизоляцией. Стены темно-красного цвета были обшиты деревянными панелями, на полу лежал серый ковер с высоким ворсом. Мебель, хотя и незамысловатая, была солидная и очень дорогая. Всякому, кто попадал в этот кабинет, сразу бросались в глаза несколько украшений. На одной стене бледным пятном виднелся Ван-Гог — старый прямоугольный холст в большой коричневой раме (после смерти владельца полотно должно было перейти в коллекцию музея «Метрополитен»). На противоположной стене висело письмо, также обрамленное в коричневую узкую рамку. Письмо, подписанное бывшим президентом Соединенных Штатов, было адресовано Адаму Вудварду Уолл-стрит, 20, Нью-Йорк. Рукописный текст письма гласил:
«Дорогой Адам,
Ты был другом, гражданином, патриотом и верным советником. Благодарю тебя за долгую и неизменную помощь. Люди вроде меня вечно нуждаются в таких, как ты, и всегда будут испытывать в них нужду; ты в служении правительству проявил себя как самоотверженный и — не вознагражденный по достоинству — гражданин. Благодарю тебя и всего тебе хорошего».
Адаму Вудварду было семьдесят лет. Он был человек-легенда, бесстрашный и всемирно известный. Все представители клана Вудвардов с 1800 года были банкирами — все, за исключением Адама, который в ранней юности посвятил себя политике: восемь лет он просидел в кресле конгрессмена и ещё восемь лет прослужил губернатором одного штата на Западе, а затем ушел с политической сцены и стал журналистом, В своих репортажах он никогда не кривил душой. Его считали провозвестником политических бурь, Будучи независимым благодаря своему фамильному состоянию, человек независимых суждений и независимых политических воззрений, двадцать лет он отдал журналистскому ремеслу, двадцать лет он был доверенным лицом и сочинителем речей для многих высокопоставленных чиновников, двадцать лет являлся членом национальных и международных комитетов и комиссий, двадцать лет считался политическим деятелем мирового уровня, и все эти двадцать лет изо дня в день с редкими перерывами его колонка появлялась в газетах всей страны и её читали миллионы.
В половине десятого утра, в ветреный мартовский понедельник Адам Вудвард простер дрожащий палец над своим массивным столом красного дерева и, своим дребезжащим голосом, проспиртованным хорошим виски и прокуренным лучшим табаком, пронзительно закричал:
— Да я на весь мир раструблю, что ты кремлевский агент! Нация содрогнется! Я же газетчик и как газетчик я в восторге от этой новости, но как американец я стыжусь этого. Я не бью ниже пояса. Я не шпионю за людьми. В третий раз я дал тебе возможность доказать мне, что изложенные мной факты неверны. И в третий раз ты не смог представить мне доказательств. Теперь я напечатаю четырнадцать колонок подряд и разоблачу твое истинное лицо. Я восемь месяцев потратил на тщательное расследование, и у меня теперь на тебя вот такое толстенное досье. Факты, факты и неопровержимые документы. И я знаю, кто стоит за тайным обыском в моем кабинете и в моем доме. Но ты там ничего не нашел, верно? И не найдешь. И мне известны твои попытки наложить арест на мои банковские сейфы, но и это тебе не поможет, потому что там тоже ничего нет. Я на время положил досье на хранение в место, где никто ни одна живая душа — даже и не подумает искать. Даже ты не догадаешься, что это за место. И после того как я все это опубликую, от начала до конца, со своими блестящими комментариями, понятное дело, я передам это досье в надлежащие руки — и тогда уж твое будущее будет зависеть только от тебя самого. Все и все. А теперь убирайся отсюда!
