— А потом она бросила меня ради этого лягушатника.
Сейчас он был больше похож на отвергнутого просителя, чем на любящего отца, но я не сказал это вслух.
Его лицо снова превратилось в горькую маску.
— Я послал ее в Калифорнию на каникулы, хотел, чтобы она уехала от этого вкрадчивого сукина сына. Но он полетел туда и встретился с ней... Всего два дня, как она стала совершеннолетней. Два маленьких дня ей было восемнадцать, а потом он женился на ней в Нью-Йорк Сити.
— Это было тяжело для вас, Гарри?
Он уставился на океан пустым взглядом.
— Я старался устроить все как можно лучше. Предлагал им деньги. Предложил ему землю. Работу. А он послал меня к черту. Гордый ублюдок! Как будто деньги ничего не значат... Как будто ему все равно, что я умру, и Нэнси унаследует миллионы...
Он сжал горсть песка, как будто хотел задушить его, но песок лишь просыпался между его толстыми пальцами.
— Теперь этот сукин сын пытается столкнуть меня с Сидни!
— С Сидни?
— Это мой сын! Он впечатлительный мальчик, а этот французик говорит так гладко. Он такой... чертовски очаровательный.
В этом слове сквозил сарказм.
— С этими его яхтами и россказнями о Европе и его фальшивым титулом...
Сэр Гарри, должно быть, знал все о фальшивых титулах. Он погрозил кулаком океану.
— Он настроил Сидни против меня! Ублюдок! Грязный ублюдок!
Обветренное лицо сэра Гарри залилось румянцем.
— А потом, это последнее оскорбление... Он заставил Нэнси написать это жестокое письмо ее матери. Написать, что она порывает с нами «до тех пор, пока» мы не примем ее обожаемого супруга обратно в лоно семьи...
Я рискнул коснуться рукава его рубашки.
— Гарри, похоже, ничего нельзя сделать с этим злосчастным сукиным сыном.
У него даже ноздри покраснели.
— На этот раз можно! — Его глаза сузились, а тонкий рот искривился в усмешке, когда он наклонился ко мне и таинственно зашептал: — Моя дочь сейчас проводит лето с матерью в Бар Харбор. Изучает там танцы и какие-то дурацкие штуки. А знаешь, чем занимается этот проклятый гулящий французик каждую ночь, пока его жены нет рядом?
— Нет, Гарри.
Он откинул голову назад и проревел:
— Снимает девок!
Расшнуровывая ботинок и вытряхивая оттуда песок, я размышлял, все ли баронеты Британской империи так красноречивы.
Он схватил мою руку. Его хватка была как тиски.
— Я хочу, чтобы ты добыл улики против этого складно говорящего ублюдка!
— Улики?
Он говорил сквозь сжатые зубы, ехидно улыбаясь.
— Я хочу, чтобы ты достал мне кучу откровенных снимков, на которых был бы этот фальшивый граф, чтобы я мог бы бросить их в лицо моей дочери, и она упала бы в обморок!
Пока Оукс гоготал над своим гениальным планом, я мысленно поставил его в номинации «Отец года» на первое место.
— Мистер Оукс... Сэр Гарри... Я обычно не занимаюсь такого рода работой...
Он сердито покосился на меня — хотя с его рожей трудно было определить, смотрит ли он сердито.
— Не нужно этих высоких фраз, Геллер. Я проверил тебя. Я знаю твою репутацию.
Он опять ткнул широким пальцем в мою грудь.
— Почему, черт возьми, ты думаешь, я позвал тебя сюда?
Я схватился за воздух ладонями.
— Да нет, мое агентство просто живет делами о разводах. Просто я не занимаюсь этим лично. — Тут я гордо ткнул себя в грудь сам. — Я президент своего агентства, мистер Оукс...
Он фыркнул от смеха.
— Черт, парень, сэру Гарри Оуксу не нужен неквалифицированный ассистент — мне нужен главный детектив, понятно! Ты бы послал этому чертову Генри Форду своего помощника?
— Конечно, нет, сэр Гарри...
Он положил руку на мое плечо.
— Просто Гарри, Нат.
— Отлично. А почему бы вам не нанять какого-нибудь местного сыщика? Зачем посылать за мной, в Чикаго, когда...
— Здесь, в Нассау, только два частных детектива Нат. И обоих хорошо знает этот «граф» Альфред де Мариньи. Ты же, напротив, сможешь смешаться с туристами, военными и американскими авиационными инженерами... Ты же знаешь, многие офицеры часто не носят свою форму, когда они не на дежурстве.
— Ну...
Он встал, его ступни утопали в песке, как ноги статуи.
— Сколько ты хочешь за эту работу, Геллер?
Я тоже приподнялся, отряхивая песок со своей задницы.