Он ехал один, взяв с собой лишь саблю, торбу с едой и кошель с восемью тысячами золотых флоринов (гигантская сумма!), и это стало его ошибкой.
По своим расчетам, князь был в Венгрии, когда заметил, что за ним гонится конный отряд. Одеждой и вооружением они походили на ляхов – меховые накидки и шапки, просторные шаровары, заправленные в сапоги, сабли у поясов, и Семен невольно подумал, что Сигизмунд послал за ним, решив вернуть. Но, вглядываясь все больше, он понимал, что это не ляхи. Бежать было бесполезно – застрелят в спину, догонят; биться тоже не следовало – их в разы больше. Они приближались, переходя на рысь, пристально вглядываясь в лицо одинокого путешественника. На незнакомом языке, окружив Семена, стали допрашивать его, и князь, ни слова не понимая, по-польски и по-литовски пытался объясниться с ними, что он – подданный короля Сигизмунда, князь Бельский из рода Гедиминовичей. Рассчитывал, что, услышав столь знаменитые имена, они отступят, а вместо того, приставив к его спине острие копья, велели слезть с лошади и отдать все, что есть. Он поспешил повиноваться, но кошель с золотом отдавать не собирался, пока один из всадников сам не забрал его. Отобрали саблю, мешок с едой, лошадь и стремительно ускакали прочь, исчезнув так же внезапно, как и появились.
С минуту Семен стоял посреди пустынной степи, слыша лишь завывание ветра и шелест травы. В глазах стояли досадные слезы. Убежал в Литву, оставил родину, братьев, теперь оставил Литву, где мог заниматься государственными делами – и ради чего? Чтобы его ограбили какие-то оборванные разбойники, оставив без пропитания, оружия и коня посреди великой, не знакомой ему степи? Сейчас казалось, что вожделенный стол рязанский невозможно далек, недостижим. Хотелось помолиться, но вспомнил, что предал своего Бога, не внял Его знаку и покинул родину – молить о помощи было некого. И, стиснув зубы, Семен побрел сквозь высокую жухлую траву, не поднимая глаз.
Когда начало темнеть, он отчаялся. Уже многие версты ему не попалось ни единого живого существа. Семен был голоден, усталость валила с ног. В последний миг, накануне прихода зловещей ночи, он увидел вдали вереницу всадников. За ними тащились тяжелогруженые телеги и возки. Поначалу страх и нерешимость одолели Семеном – днем ограбили, но хотя бы не убили, а сейчас у него брать нечего, кроме сапог и одежды, значит, непременно убьют! Но вскоре пришло осознание, что это купеческий караван. Там безопасно, есть еда и питье. Едва проскользнула эта мысль, Семен рванул с места, бежал за караваном, падал, полз, вскакивал, снова бежал, вытирая выступившие почему-то слезы.
Во главе каравана был старый еврей Аарон, говорящий на многих языках. Были среди его купцов и русичи, которым Бельский сдержанно обрадовался, даже позабыв на мгновение, что предал и свою страну, и народ. Оказалось, они едут в Инсбрук – Семену было с ними по пути. Аарон выслушал историю о том, как Бельского ограбили, подумал с минуту и позволил ему остаться – не оставить же человека погибать в степи. Семена тут же накормили и позволили взобраться в телегу с какой-то рухлядью, прикрытой рогожей, и в ней он очень скоро забылся мертвецким, спокойным сном.
У костра на ночном привале спросили, куда князь направляется в одиночестве. Семен кратко поведал о том, что он сбежал из Московии от боярского произвола, что теперь он направляется в Константинополь к великому султану, надеясь на его покровительство. После этого завязался неторопливый разговор.
– Константинополь – великое чудо, – говорил старый купец-еврей Аарон, а языки пламени ласково лизали пальцы его протянутых к костру рук, – наследство римских императоров, центр православия, разграбленный и завоеванный мусульманами. Величие прошедших веков граничит с грязью. А ведь когда-то не было города прекраснее и богаче. Так какой город сохранит в себе православную веру, станет Третьим Римом?
– Третий Рим давно создан германцами, – отвечал ему сидевший рядом купец Станислав. – Тогда, когда основана была Священная Римская империя! Нет могущественнее державы ныне!
