– О'кей, – не стал возражать я.
– Я привез вашего коллегу с железнодорожной станции, – заявил Бей. – Вашего коллегу – Остина Баттерворта.
Бей крикнул что-то по-арабски, и один из полицейских вынул пистолет. Тогда Бей заорал еще громче, применив пару весьма смачных англосаксонских ругательств. С виноватым выражением лица полицейский спрятал пистолет и пошел вниз, чтобы привести из «лендровера» Осси.
– Ваш друг – специалист про расследованию дел, связанных с наркотиками?
– Да.
– Мне кажется знакомым его лицо, лицо вашего друга.
Осси появился на пороге в гигантской, сохранившейся со времен войны партизанской куртке, панаме и штанах с отворотами в тридцать дюймов.
– Ну, тогда я оставлю вас ради встречи. – Маленькие глазки Бея сверлили то меня, то Осси.
– Аллах да будет с вами! – вежливо раскланялся я.
– Прощайте, молодой человек. – Бей выдавил улыбку из-под своих печальных усов.
«Лендровер» мягко покатил прочь вверх по узкой улице.
Глава 54Окно на патио в интерьере с Осси
В этой стране чудес, как заметил Бей, дни просто летели, пока я занимался приготовлениями, наблюдал и рассчитывал.
На рынке мы ели жареные почки, обертывая их в мягкий хлеб и глотая дым, ходили в кафе пить сладкий чай и прятались в задних комнатах, чтобы выпить пива «Сторк», не оскорбляя чувства правоверных. Осси набрасывал план дома местного стиля, а я делился с ним своими скудными познаниями относительно простейшего радио.
На третий день я нанес визит господину Кнобелю.
Он был не таким веселым хулиганом, как Гэрри Кондит, или мрачным фанатиком, как Ферни Томас. Здесь мы имели дело с умом особого склада, когда невозможно предугадать, какой сюрприз тебя ожидает.
Кнобель (настоящее имя да Куньи) жил в старом городе на улице шириной в пять футов. В белой стене темнела вырубленная дверь. Внутри двора литые железные ворота бросали тени, рисуя картины на горячих плитах. Маленькая желтая птичка где-то высоко на дереве пела коротенькие песенки о том, как бы хорошо улететь из золотой клетки. «Золотая клетка, – подумал я. – Западня для узника, у которого все есть».
Да Кунья сидел на красивом старинном ковре и читал мадридскую газету «Гойя де Лунес». Другие ковры завешивали стены, а за ними сверкали сложными арабскими письменами яркие изразцы. Тут и там лежали кожаные подушки, и через темный дверной проем виднелось в конце коридора едва различимое зеленое патио; изящные листья, когда бриз играл ими под лучами горячего солнца, сверкали как серебряные мечи.
Да Кунья сидел посреди комнаты. Он выглядел иначе – несколько полнее, что ли. Нет, он вовсе не поправился, просто стал другим.
Когда я встречался с ним раньше, он старался выглядеть как стройный аскетичный португальский аристократ. Теперь же перестал притворяться.
– "Расследование" – говорится в вашем письме. – Его голос был громким и уверенным. – Расследование чего?
– Дела о производстве наркотиков в Албуфейре, – спокойно уточнил я.
Он хрипло рассмеялся, продемонстрировав множество золотых зубов.
– Вот оно что! – Его глаза двигались за толстыми стеклами как пузырьки в шампанском.
– Я собираюсь привлечь вас к ответственности за это.
– Ты не посмеешь.
Наступила моя очередь рассмеяться.
– Это звучит как громкое последнее слово.
Он пожал плечами.
– Я знаю, что меня невозможно с этим связать.
Через плечо да Куньи я смотрел за окно в патио. Желтая птичка пела. Над краем плоской крыши появилась нога. Она медленно раскачивалась из стороны в сторону в поисках опоры.
– Я же помогал вам. Сказал ВНВ, чтобы они связались с вами. Дал вам штемпель для изготовления соверенов. Я же дал его вам!
– По совету Смита? – спросил я.
Да Кунья поежился.
– Этот дурак только все испортил. Он никогда не давал мне действовать самостоятельно, вечно вмешивался.
– Вы правы, – согласился я. – Не сочтете за дерзость, если я попрошу у вас чашку кофе?
Я просто очень люблю кофе.
Да Кунья немедленно распорядился подать кофе.
– У меня здесь очень могущественные друзья, – предупредил он.
– Вы имеет в виду Бея? – спросил я.
Мальчик-слуга внес большую медную чашу и украшенный орнаментом кувшин. Он поставил чашу у моих ног и стал поливать воду мне на руки – мусульманский обычай омовения перед трапезой. Чтобы слуга не обернулся слишком быстро к да Кунье, я медленно и тщательно вымыл руки. Фигура, которую я видел на крыше, теперь повисла на карнизе, держась за него обеими руками.
