В четверг утром Айвор Батчер позвонил мне. Он воспользовался одним из наших внешних телефонов, зарегистрированных как принадлежащие детективному агентству. Джин сказала, что я встречусь с ним по адресу СУ-7 в восемь тридцать вечера.
Я был занят весь день. В семь тридцать закончил дела и запер блок хранения материалов, содержащий большую часть секретной информации, которая имелась в нашем здании. Без этого наша картотека осталась бы бессмысленным собранием номеров улиц, названий дорог, фотографий и сведений.
Я составил поверхностный доклад о положении в Албуфейре, написал, что досье «Алфоррека» закрыто, и положил его Доулишу для ратификации. Он поместил в маленьком прямоугольнике в углу свою подпись, не сделав никаких замечаний, и передал его Элис, но при том продолжал смотреть мне в глаза.
Дом номер тридцать семь на Литл-Шартон-Мьюс представлял собой лабиринт каменных построек в той части Кенсингтона, где получение в качестве жилья гаража отмечается посадкой куста роз в крашеной бочке.
Снаружи два человека в коротких пальто из верблюжьей шерсти разливали виски в стаканы из походной фляжки. Я тихонько постучал медным молоточком в дверь, и мне ее открыл человек в резиновой маске гориллы.
– Тусовка – направо, пьянка – прямо. – От него пахло алжирским вином.
В помещении была толкучка. Гости – мужчины в корпоративных галстуках и девицы в бархатных перчатках до подмышек.
Кто-то за моей спиной произносил слова вроде «квазигуманист» и «эмпирический», и человек, державший свою кружку с пивом двумя руками, говорил: «...Так вот, понимает ли меня Пикассо?»
Я дошел до большого стола в конце комнаты. За ним стоял человек с шарфом, заправленным под рубашку с открытым воротником.
– Имеется только джин, тоник и... – Он яростно потряс бутылкой шерри. – Шерри. – Потом поднял ее, посмотрел на свет и снова сказал: – Шерри.
Девица с длинным мундштуком из слоновой кости произнесла:
– Но мне нравится мое тело больше, чем твое.
Я взял напиток и прошел через коридор в маленькую кухоньку. Девица, с размазанной тушью, ела сардины прямо из консервной банки и всхлипывала. Я повернулся, чтобы выйти. Девица, которой нравилось ее тело, говорила об автоматическом дросселе.
Я не видел нигде Айвора Батчера. Наверху царила такая же толчея. Только в маленькой комнатке в конце коридора сидели три молодых человека в джинсах и толстых свитерах. На узком голубом экране телевизора демонстрировалось какое-то искаженное изображение, из граммофона раздавались звуки нежной музыки.
Молодые люди медленно повернули ко мне головы. Один из них снял темные очки.
– Ты стоишь здесь, папаша, как кадр по другому каналу!
– Простите, ребята.
Я закрыл дверь комнаты, где в спертом воздухе ощущался запах дыма от матросского табака. Наконец внизу я нашел Айвора Батчера. В центре толкотни полдюжины парочек танцевали очень медленно, будто опасаясь разрезать свои платья алмазными кольцами. Довольно нетвердо держась на ногах, Айвор Батчер танцевал с низенькой толстой девицей с зелеными глазами в коротком вечернем платье.
– Рад видеть тебя, приятель! – пробормотал он. – Шикарная вечеринка!
– Потрясная! – кивнул я.
Он раздулся от гордости, и я решил, что гипербола исчерпала свои функции как средство общения.
После танца Айвор Батчер хотел поговорить со мной. Он нетвердыми шагами направился к моей машине. Человек в маске гориллы держал за плечи девушку, которая демонстративно делала вид, что ей плохо.
– Знаешь что? – спросил Айвор Батчер, когда сел в машину и беспокойно осмотрелся вокруг.
Я указал на вторую кнопку слева. Он нажал ее, и стеклоочистители заработали. Звук механизма стеклоочистителей искажает магнитофонную запись.
– В чем дело? – спросил я.
– За мной следят.
– Да что ты!
– Совершенно точно. До сегодняшнего дня я сомневался. Потом позвонил тебе.
– Я не знаю, зачем ты звонил мне, что я могу поделать? Все зашло слишком далеко, чтобы можно было вмешиваться.
– Слишком далеко? – спросил Айвор Батчер. – Что зашло слишком далеко?
– Откуда я знаю? – произнес я таким тоном, будто уже и так наговорил слишком много.
