Я вдруг отчетливо осознал, что успел сильно привязаться ко всем этим людям. Теперь я понимал, почему Квинн настоял на том, чтобы остаться в этом доме и как можно дольше притворяться смертным, почему ферма Блэквуд не отпускает его.
Однако пришло время призвать на помощь всю свою изворотливость и обеспечить Моне небольшую передышку, каким-то образом объяснить ее отсутствие ведьмам, ожидавшим на первом этаже.
К тому же мне было любопытно взглянуть на эти существа в гостиной, на этих неустрашимых медиумов, которые не хуже вампиров дурачили окружающих, прикидываясь обыкновенными людьми, в то время как все их существование было покрыто завесой тайн.
Я поспешил вниз по винтовой лестнице, по пути подхватил летевшего с перил маленького Жерома в не по размеру больших теннисках – как раз вовремя, чтобы спасти его от неминуемой смерти, ибо в противном случае он упал бы с десятифутовой высоты на мраморный пол, – и передал его в руки взволнованной Жасмин. Жестом показав ей, что все будет в порядке, я вошел в прохладную переднюю гостиную.
Доктор Роуан Мэйфейр, основатель и глава Мэйфейровского медицинского центра, сидела в одном из кресел красного дерева (девятнадцатый век, рококо, черный лак и бархат). Когда я вошел, она резко, как марионетка, которую дернули за нитку, повернула голову в мою сторону.
Как я уже говорил, мы однажды встречались с ней на заупокойной мессе по тетушке Куин в церкви Успения Богоматери. Если быть точным, я сидел в опасной близости от нее – на скамье напротив. Но тогда у меня была отличная маскировка: вполне обычная, соответствующая времени и месту одежда и солнечные очки. А теперь перед ней стоял истинный Князь Тьмы в сюртуке и сорочке, отделанной кружевом ручной работы. К тому же я забыл надеть солнечные очки – легкомысленное упущение.
В церкви я не успел как следует разглядеть Роуан, но сейчас был очарован ею с первого взгляда и, честно говоря, смущен этим обстоятельством, ибо привык очаровывать, а не очаровываться.
Искусно вылепленное овальное лицо Роуан с огромными серыми глазами и безупречно очерченным ртом было чистым, как у девочки, и не нуждалось в косметике, чтобы подчеркнуть его прелесть. На ней был строгий брючный костюм из серой шерсти и красный шарф, концы которого она заправила за лацканы пиджака. Короткие пепельные волосы завивались внутрь на уровне плавной линии подбородка.
Поймав на себе ее внимательный, напряженный взгляд, я почувствовал, что она пытается проникнуть в мой накрепко запертый от посторонних разум, и ощутил пробежавший по спине холодок.
Роуан рассчитывала с легкостью прочесть мои мысли, но ожидания ее не оправдались. Кроме того, ей никак не удавалось разрушить выставленный мною барьер и узнать, что происходит на втором этаже. Роуан это не нравилось. Выражаясь возвышенным языком, она пребывала в глубокой скорби. Наткнувшись на непреодолимые препятствия, она переключила внимание на мой внешний вид, но не на эксцентричный наряд или небрежную прическу, а на детали, явственно свидетельствовавшие о моей истинной сущности: едва заметное свечение кожи и чересчур яркую голубизну глаз.
Необходимо было как можно скорее начать разговор.
Однако позвольте сначала сказать несколько слов о втором госте, который в тот момент стоял у камина, об отце Кевине.
Как и Мону, Природа одарила его темно-зелеными глазами и рыжими волосами. Отец Кевин вполне мог быть старшим братом девочки: их генетическая близость не вызывала сомнений. Примерно одного со мной роста, около шести футов, хорошо сложен, в черной сутане с белым воротничком…
В отличие от Роуан отец Кевин не обладал ведьмовским даром, но его сверхъестественные способности были весьма высоки. Без труда прочитав его мысли, я узнал, что он считает меня существом странным и надеется, что Мона уже мертва.
Я высек из памяти искру воспоминаний о нем: священник, служащий мессу, стоит с потиром в руках. Это моя кровь.
И неожиданно, сам не знаю почему, я перенесся в свое детство, в деревушку во Франции, в старинную церковь, где священник вот так же стоял с потиром в руках и говорил те же самые слова. Охваченный воспоминаниями о своей смертной жизни, пугающе отчетливыми и яркими, я на мгновение утратил ощущение времени. Я видел монастырь, в котором учился и был счастлив и где так надеялся стать монахом. О, это было ужасно!
