Инквизитор замолчал, отпивая вино из серебряного кубка.
— С какой целью вы рассказываете мне о печальной судьбе Эгмонта и Горна, двух благороднейших вельмож Фландрии? — холодно спросил сеньор де Кастроверде.
— Вы не согласны с тем, что ваш повелитель и маршал, герцог Альба, приказал казнить их как бунтовщиков?
— Не мне обсуждать приказы герцога и его католического величества Филиппа, нашего божьей милостью государя, — ответил комендант Гронингена. — Простите, святой отец, я все еще не улавливаю ход ваших мыслей.
— Я просто напоминаю всем присутствующим, — Кунц подчеркнуто акцентировал слово «всем», — что порой дворянство и даже благие намерения не помогают там, где нужно деятельное сотрудничество на благо королевства и святой Римской церкви.
— От деятельного сотрудничества я никогда еще не отказывался, — гордо сказал Альберто Рамос. — С тех самых пор, когда впервые сражался под знаменами императора Карла и Фернандо де Толедо при Мюльбурге, лет двадцать тому назад. Герцог Альба всегда ценил одного из тех, кто привел к нему пленного саксонского курфюрста Иоганна. В сравнении с той победой нашего императора, отца нынешнего государя, кажется не такой уж значительной защита Гронингена в прошлом году, когда под стены подступило еретическое войско Людвига Нассау, младшего брата принца Оранского, такого гордого, в аугсбургской кирасе и шлеме с оранжевым султаном. Он предложил мне сдать крепость, — синьор де Кастроверде задрал подбородок, — победитель при Хейлигерлее, где с нашей стороны в числе многих пал благородный Жан де Линь, граф Аренберг и статхаудер Гронингена. Я посоветовал ему проявить немного терпения, по крайней мере, до тех пор, пока сам герцог Альба прибудет, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение. Из перехваченного письма мы узнали, что Виллем Оранский советовал брату отойти к Делфзейлу и германской границе. Людвиг не послушался. Альба наступал на него с юга, мы же вышли из-за стен, чтобы встретиться с герцогом посреди поля славы, где полегли более семи тысяч еретиков, число, в десять раз превосходившее наши потери. Или вы полагали, что сей город и провинция даны мне под командование за красоту моих глаз?
— Полноте, дон Альберто, — мягко сказал отец Бертрам, — никто за этим столом не дерзнет поставить под сомнение ваше мужество и верность короне. Но благо церкви порой включает не столь видные, но от того не менее значительные услуги, которые, будучи комендантом Гронингена, вы могли бы оказать Святому Официуму.
— Говорите прямо, святой отец, — сказал синьор де Кастроверде. — Что вам угодно от меня и вверенных мне людей? Где собираются меннониты, я никогда не интересовался, поскольку эта секта проповедует мир и отрицает путь вооруженного мятежа. Полагаю, их собрания происходят в частном доме одного из сектантов. Это, должно быть, очевидно и вам, поскольку других вариантов не существует. Чем еще я могу быть полезен? Говорите, потому что у меня скопилось немало дел за то время, что мы с приятностью проводим в обществе друг друга.
— Спасибо за гостеприимство, дон Альберто, — наклонил голову Кунц. — Передайте в наше распоряжение одного солдата, хорошо знающего город, и на сегодня мы не станем более утомлять вас нашим докучливым обществом.
— Нет ничего проще, — коменданту удалось не выразить радость, которую он испытал от этих слов. — Сопровождающий будет ждать вас у ворот цитадели.
Колокола великолепного собора святого Мартина, что в центре Гронингена, отзвонили на вечерню. Святые отцы, инквизитор Кунц Гакке и компаньон Бертрам Рош, прилежно совершили положенный обряд и, в последний раз перекрестившись, покинули собор. С ними молился и одолженный комендантом города алебардист, приказом обязанный сопровождать инквизиторов. Сразу после службы в соборе солдату было велено проводить их к таверне «Веселый фриз», расположенной, как оказалось, наискосок от собора, на центральной площади Гронингена.
Ни Кунц, ни Бертрам до этого дня никогда не видели хозяина таверны, однако оба знали, что этот человек является тайным агентом Святого Официума. Такими агентами, то ли завербованными с помощью шантажа и угроз, то ли добровольными борцами за идею очищения католицизма от ересей, были полны все города, и даже мелкие поселки Нижних Земель, где инквизиция была введена более сорока лет назад волей императора Карла V, наимогущественнейшего из Габсбургов всех времен. Оставив алебардиста приглядывать за лошадьми, оба инквизитора вошли в таверну, над входом в которую улыбалась до ушей кое-как нарисованная синей краской по белому физиономия, отдаленно похожая на человеческую.
