Однако эти мысли, пусть и невесёлые, помогали Буффалону не свихнуться окончательно. Каждый раз, когда он отвлекался, его сознание неизменно возвращалось к гробнице и тому ужасу, частью которого он был. Лица Лакедона и Виччи преследовали его даже сейчас, в воображении Буффалона они осуждающе смотрели на него из полумрака.
Но они мертвы, и, в отличие от Кровавого Полководца, таковыми и останутся. Лишь чувство вины Буффалона продолжало терзать его.
Ближе к полдню он начал спотыкаться. Чувство голода заглушила жажда, а жаркое солнце и сухой воздух быстро сделали ее нестерпимой. Через час пути впереди показался оазис с чахлой растительностью. До солдата, наконец, дошло, что с тех пор, как он пришёл в себя, во рту не было ни капли воды. Если он не планирует вскорости упасть и умереть, то надо бы поскорее отыскать воду. Решив утолить жажду, Буффалон подошёл к невысокому нагромождению камней, где прохлада теней еще сохраняла влагу. Он сгрёб ладонями лужицу грязноватой воды и принялся жадно пить растрескавшимися губами, не заботясь о грязи и травинках, попадающих в рот вместе с желанной влагой. Как только Буффалон утолил жажду, то вновь почувствовал голод. Надо бы поймать какую-нибудь живность. Но как? У него нет ни оружия, ни капканов. Воду можно добыть, просто собрав снег с верхушек ближайших валунов, но с настоящей едой дело, кажется, обстоит потруднее.
Через пару секунд в голове немного прояснилось. Сплюнув кусочки земли, Буффалон задумался, что же делать дальше. Дикие животные ему не встречались — разве что птицы. Без лука или рогатки у него нет шансов сбить одну из пернатых тварей. Но пища всё же необходима…
Внезапно его левая рука пришла в движение, совершенно непроизвольно. Пальцы разошлись веером и согнулись, словно Буффалон сжал невидимый шар. Затем рука в перчатке стала поворачиваться, пока ладонь не обратилась к ландшафту прямо перед обескураженным бойцом.
С его губ сорвалось одно лишь слово:
— Джезрат!
Почва в нескольких шагах от Буффалона прогнулась. Сперва он подумал о землетрясении, но нет, образовалась лишь небольшая трещина где то шесть на три футов. Остальное пространство вокруг даже не дрогнуло.
Его нос сморщился, когда из маленькой, но, несомненно, глубокой щели поднялся зловонный дым. Воздух, которого касались ядовито жёлтые клубы, словно сгорал.
— Искари! Войют! — Новые слова вылетали из его рта с неимоверной яростью.
Из трещины раздался неприятный скрежет. Буффалон хотел попятиться, но ноги не послушались его. Скрежет нарастал, перемежаясь пронзительными животными звуками.
Когда на свет дня, словно нехотя, появилась, протиснувшись сквозь землю, чудовищная морда, Буффалон задохнулся. Из чешуйчатой головы выступали два зазубренных, изогнутых рога. Жёлтые кругляки глаз с полыхающими красными зрачками, избегающие глядеть на небо, с явственной горечью сфокусировались на человеке. Короткий приплюснутый нос создания подёргивался, чуя что то отвратительное. Буффалон понял, что этим отвратительным был он сам.
По краям разлома возникла пара трёхпалых когтистых лап, и жуткая тварь выбралась на поверхность. Лапы были гигантские, а когти загнуты вверх. Буффалон не мигая смотрел на создание, явившееся из подземного мира, — подобие гуманоида, горбатого обитателя глубин, едва достающего макушкой до талии человека, но демонстрирующего под чешуйчатой и одновременно покрытой шерстью кожей удивительно крепкую мускулатуру.
А затем к первой бестии присоединилась вторая… а там и третья, и четвёртая, и пятая…
После шестой внушающая страх стая перестала прибывать, но их и так было на полдюжины больше, чем стремился видеть Буффалон. Чертяки бормотали что то на своём непонятном наречии, очевидно, недовольные тем, что оказались здесь, благодаря тому, кто стоял сейчас перед ними. Несколько открытых зубастых пастей шипело на Буффалона, меж тем как остальные просто скалились.
— Гестер! Искари!
Странные слова снова обескуражили его, но их влияние на стаю монстров оказалось ещё более поразительным. Вызывающее, пренебрежительное поведение мигом прекратилось, и демоны чертяки пали ниц перед человеком — некоторые даже зарылись в землю, чтобы показать свою низость.