Горбоносый засуетился, увидев потасовку, и попытался вытащить дубинку из-за пояса. Но она застряла, зацепилась за ремень джинсов и никак не хотела вылезать. К тому же горбоносый, увидев как легко мужчина расправился с его помощниками, непроизвольно сделал судорожный вдох и поперхнулся сигаретой, которую тут же выплюнул, но восстановить дыхание сразу же не смог — оттого закашлялся. Татьяна даже не успела заметить как отец срубил несколькими ударами своих хлестких кулаков кашляющего горбоносого, потому что это было сделано с такой быстротой, словно кто-то крутил фильм по видео в режиме перемотки. Она увидела только два фонтана крови, брызнувшие из ноздрей хулигана на его дорогую рубашку, когда горбоносый стал заваливаться на бок.
*****
Гуляющая на улице публика развернула головы в сторону потасовки. Перестали стучать костяшки домино и шлепать о стол карты, футбольный мяч улетел в кусты и никто не спешил его доставать оттуда, детские скакалки замерли и перестали выделывать круговые движения над бантиками девочек. Двор замер.
— А-а-а, — закричала с балкона какая-то бабуля, — убивают, милиция!
Отец Тани выхватил у горбоносого дубинку из штанов, перехватил ее двумя руками и сзади сдавил хулигану шею.
— Кто вас послал? — спросил он, надавливая все сильнее. — Говори быстро иначе задушу!
Отец сказал это таким тоном, что даже у Татьяны не возникло сомнения, что отец сделает это — задушит негодяя. Она стояла остолбеневшая от того, что произошло за последние десять секунд.
— Серый, серый, — прохрипел горбоносый.
— Что серый? — спросил отец, хорошенько тряхнув хулигана.
— Серый, это бригадир московских бандитов, — хрипя и отплевываясь от хлещущей из разбитых ноздрей крови, ответил горбоносый, — он нам дал сто баксов и адрес, чтобы мы эту девчонку напугали, чтобы она уехала отсюда.
— Где мне этого Серого найти? — спросил отец.
— У него свой клуб на Таганской, — прохрипел горбоносый.
— А не врешь? — отец Тани сильно сдавил шею горбоносого.
— Не вру, бля буду, — задушено прохрипел хулиган.
— Где доллары? — спросил отец.
— В заднем кармане джинсов, — обречено ответил горбоносый.
— Достань и дай мне.
Хулиган моментально подчинился. Когда сотенная бумажка перекочевала в карман Таниного отца, он пинком оттолкнул от себя горбоносого и тот растянулся на асфальте.
— Ты мне нос сломал, — завыл горбоносый, утирая хлещущую кровь подолом рубашки.
— Не сломал, а вправил, — ответил ему отец.
Скинхед лежал без движения, раскинув руки, как будто загорал на пляже, а качок корчился на асфальте, зажав руки в промежности.
Отец стал поднимать с земли пакеты с едой, собирая выпавшие из них банки консервов и в это время качок тоже поднялся с асфальта и прохрипел:
— Сука, задушу…
Но отец, не выпуская из рук пакеты, сделал быстрый шаг вперед и боднул его лбом в нос так, что качок улетел в кусты, где завалился с треском сломанных ветвей, а возможно и ребер. Отец подошел к Тане и сказал ей:
— Пойдем домой, чего нам тут стоять?
Таня безмолвно покорилась — она была в полном ауте.
— А он не умер? — с опаской спросила она, ткнув пальцем в скинхеда.
— Не умер, — ответил отец, — легкий нокаут. Очнется, голова поболит и пройдет, если есть в голове чему болеть.
У крыльца он повернулся и сказал хулиганам:
— Еще раз вас здесь увижу — так легко не отделаетесь!
Они поднялись на второй этаж и прошли в квартиру, которую Татьяна снимала. Девушка прошла в комнату и сразу рухнула на диван, закрыв глаза ладонями, произнесла нараспев:
— Вот это да, я такого даже в кино не видела! Вот это да!
Отец ничего по этому поводу не сказал, а полез в пакет с едой и разочарованно покачал головой:
— Татьяна, а у нас с тобой бутылка с минералкой в пакете разбилась, все вытекло и весь хлеб взмок.
— Папа, а ты где так драться-то научился? — спросила Татьяна, не обращая внимания на то, что хлеб «взмок».
— Кулаками махать дело не хитрое, — ответил отец, — важнее заставить противника расслабиться, раскрыться, чтобы он от тебя никакой опасности не чувствовал. И тогда победить его будет легко.
— Но все-таки где? — повторила вопрос Татьяна.
— Потом я тебе расскажу, — ответил отец, — это долгая история. Не видишь что ли я сейчас наши продукты спасаю. О, яйца превратились в омлет.
