Спешившись, ведун громко постучал в ворота и, отойдя обратно к телеге, привалился к боковине возка. Спустя пару минут во дворе послышались шаги, воротина чуть приоткрылась, и наружу выглянула женщина лет сорока в потрепанном сарафане, еще сохранившем праздничную вышивку — но нитки от времени поблекли, и теперь розы, травы и птицы еле угадывались на фоне материи.
— Мир этому дому, — поклонился ей Середин. — Севар Шорник здесь живет?
— Здесь, — вышла со двора женщина. — Чего тебе надобно, чужеземец? Купить чего в дорогу али шкуры продать желаешь?
— Олегом меня зовут, — решил для начала представиться ведун. — Добрые люди подсказали, ночлега у вас можно спросить. Не милости ради, хозяйка. Серебром расплачусь сполна. Половодье меня в пути застало, под крышей хотел бы переждать, а не в лесу, как пес бездомный.
— Серебром? — переспросила женщина. — Настоящим, али на золото или меха пересчитать думаешь?
— Чешуи новгородской у меня маленько есть, — пожал плечами Середин. — Хотя, коли желаете, золотых монет тоже пара имеется. Да только дороговато золотом-то за пару недель ночлега платить. Даже если в дорогу снарядите по чести и кормить одними гусями всё время станете. Сдачи просить буду.
Хозяйка промолчала, поправляя выбившуюся из-под платка прядь русых волос. Карие глаза смотрели даже не на гостя, а куда-то через плечо ведуна. Со щек медленно сходил румянец.
— Пусто отчего-то у вас в деревне ныне, — разорвал затянувшуюся тишину Олег. — Никого на улицах не видать. Прямо… сенокос, что ли?
— Ставень у распадка мужи разворачивают, — спокойно ответила женщина. — Паводок ведь. Как вода сходить станет, изрядно рыбы за ставнем застрянет. Пировать станем, рыбным днем лето встречать.
— Это здорово, — согласился Середин. — Если повезет, может, и я праздник увижу.
Туземка опять надолго замолчала. Ведун прокашлялся:
— Так чего, хозяйка, возьмете на постой? Мне ведь много места не надобно. И ем не за троих, сильно не обременю. Да и заплачу сполна, уговоримся.
В воздухе опять повисла тишина. Олег, которому всё это начало надоедать, уже собрался было ехать дальше, стучать к соседям местного кожевенника, как хозяйка вдруг отступила, слегка поклонилась:
— Отчего же, заезжай. Токмо, не обессудь, с поклажей и лошадьми помочь некому. Сам уж распряги, да под навес поставь. Там и вода в бочке есть…
Она приподняла воротину, отвела ее в глубь двора. Потом точно так же отворила вторую. И… ушла в избу.
— Странно тут, однако, гостей привечают, — покачал головой ведун, взял гнедую под уздцы, повел во двор.
Телеги свои он поставил у самой ограды, выпряг лошадей, завел под навес, на вымощенный тонкими сосенками пол. Тут, по всей видимости, был сеновал — но к весне от припасов осталась только невысокая желтая кипа у дальней стены. Зато хозяин успел сделать две загородки. То ли складывать чего удумал, то ли скотину прикупить. Как раз в загородку Олег и завел скакунов. Подобрал стоявшую возле пахнущего влажным теплом хлева бадейку, зачерпнул воды из кадки, отнес коням. Пока он с местом определялся, они давно успели отдышаться, так что не запарятся. Потом кинул им две охапки сена — овсом в дороге наелись, пусть отдохнут от зерна немного.
Внезапно он ощутил на себе чужой недобрый взгляд. Остановился, медленно повернулся к дому. На крыльце, вперившись в него исподлобья, стояла в накинутом поверх полотняной рубахи тулупе девушка лет двадцати, чем-то похожая на хозяйку: те же круглое лицо и острый нос, те же русые волосы — правда, сплетенные в длинную косу. Платок накинут небрежно, только на затылок. Ни «здрасте», ни «помочь чем?», ни познакомиться… Странные тут люди, однако…
Пожалуй, если бы ведун не успел распрячь коней, он бы сейчас и вправду развернулся да поехал искать приют на другой край деревни. Но теперь собираться было лень, и Олег улыбнулся девушке как можно дружелюбнее:
— Красавица, корец не вынесешь доброму гостю? А то пить я не меньше лошадей хочу, да из бочки скотной как-то неприятно.
— Воды токмо дать могу… — буркнула себе под нос девица.
— Да я и воде рад буду… — Улыбка сама собой сползла у Олега с губ. — Могу и сам зачерпнуть, коли в тягость.
