— Великие боги, наконец-то ты снова рядом со мной… — без сил отвалился на спину Олег.
— Великие боги, за что вы наслали на меня такое наказание, — эхом отозвалась Верея. — Ну, почему Лелио так смеется надо мной, почему не одарил страстью к достойному. Почему я вспоминаю о тебе, проклятый ведун, почему мне так хорошо с тобой, почему я желаю тебя, а не достойного моего звания мужа?
— А я, значит, недостойный? — обиделся Олег.
— Конечно! — подтвердила Верея. — Ты бродяга без дома и чести, без рода и племени. А князь Керженецкий имеет земли округ реки Кержени на три дня пути, сотни дворов, город, детинец, дружину. Если я стану его женой, то мой род, звание детей моих будут уже не боярскими, а княжескими. Ни одна сила не посмеет посягнуть на мои владения и мое звание. Мои дети до света будут правителями, а не подданными. Они станут князьями, ты слышишь — князьями!!! Ну, зачем тебя принесло в этот несчастный городок?!
— Ты не поверишь, Верея, — усмехнулся Олег. — Я хотел продать взятую у половцев юрту.
— Уезжай, — поцеловала боярыня его в губы. — Уезжай, милый мой, родной, ненаглядный. Уезжай! Не трави мою душу, не смущай мою совесть, не наводи подозрения на мою честь…
Она говорила и целовала, целовала и говорила — и Олег ощутил, как его мужское достоинство отозвалось на ее слова, поднялось и налилось силой, и в этот миг он скорее бы умер, чем отступил перед ее требованиями. Но Верея не сопротивлялась — она приняла его плоть в себя, крепко обняв возлюбленного и устремившись навстречу, тело ее содрогнулось.
— Почему, почему… — Она целовала его, внезапно откидывала голову, снова целовала, кусала ему губы, прижимала к себе и отталкивала — однако ногами лишь прочнее охватывая его чресла.
И вновь их поглотило горячее облако блаженства — но на этот раз, возвращаясь в грешный мир, Олег вдруг ощутил сильный толчок, от которого свалился на пол, а потом услышал:
— Уезжай отсюда немедля, ты понял?! Уезжай! Не смей позорить меня и рушить мою судьбу! Этой же осенью я стану княгиней Керженецкой, а ты — чтобы и близко не смел ко мне приближаться! Понял?
Верея вскочила, нашла свою одежду, торопливо оделась и выбежала из светелки с такой скоростью, что ведун едва за ней поспевал.
— По виду и впрямь справная юрта, — двинулись навстречу дружинники, когда боярыня выбежала на двор.
Но тут Верея заругалась с неподдельной злобой:
— Да за такие деньги я себе дворец на колесах отстрою! Жадина, крохобор, вымогатель! Чтобы ноги его близко от нашего двора не было! Слыхали все? И близко не подпускать! Меня, родовую боярыню, обобрать, как дуру безродную, задумал!
— Да я… — сбавив шаг, растерялся перед такой отповедью Олег.
— И чтобы глаза мои тебя больше не видели!!! — напоследок выкрикнула боярыня и выскочила со двора.
— Ты это… — оглянулся один из ратников, явно не понимая, как реагировать на бешенство хозяйки. — Ты не балуй!
Середин остановился посреди двора. Всё, что ему осталось, — так это развести руками, сплюнуть и пойти обратно в дом.
В трапезной тем временем заметно прибавилось народу. Пришедших в Рязань на торговых ладьях моряков, что подолгу питались холодной солониной и квашеной капустой, а теперь, устав от однообразной походной снеди, решили недорого подкрепиться в знакомом месте горячими разносолами, Олег уже знал. Во всяком случае, в лицо. Двое усталых мужиков, что с аппетитом хлебали деревянными ложками борщ, закусывая изрядными ломтями хлеба, могли быть местными крестьянами, доставившими на торг некий товар. А может, и на постоялый двор припасы подвезли. Их, верно, сам хозяин покормить соизволил. Вряд ли простой мужик станет тратить серебро на то, что у него на огороде бесплатно растет — даже если в дороге одну кашу дней пять запаривал и оголодал в стольном городе, а готовить здесь, понятное дело, негде. Пожевал бы, скорее, чего вроде репы, или капусты отрезал, дабы червячка заморить. А нормально перекусил уже после, в дороге.
Но вот шумная троица в свободных атласных рубахах с вышитыми воротниками, что заказала себе на стол целого кабанчика и дорогого греческого вина, — это, конечно, купцы. Причем удачливые, коли денег не жалеют. Эти наверняка на ночлег у Весяки решили устроиться. Выбор-то теперь в Рязани небольшой. Люди заезжие, про дурную славу здешнего двора не слышали. И ведь еще ловкости своей, пожалуй, радуются, что так дешево устроились. Купцам прислуживал незнакомый мальчишка — видать, свой. К делу с малолетства приучают. Со своей прислугой приехали еще четверо гостей, что обосновались на дальнем от купцов краю стола. Точнее, с одним холопом на всех: крепким, ладно сложенным, круглолицым пареньком лет двадцати. Холоп бегал на кухню и обратно, таская подносы, хлеб, миски, иногда на ходу прихлебывая что-то, оставленное хозяевами. Мальчишка как мальчишка, из нищеты продавшийся в рабство. Но вот хозяева…
