— Вот уж не ожидал, — покачал головой волхв.
— Вот уж не ожидал, — вторил ему Олег. — Как ты смог вырваться, как уцелел?
— Ну, — пожал плечами Явор. — Разве могут какие-то дикари удержать в неволе настоящего воина и умелого колдуна? А ты как спасся?
— А разве могут какие-то дикари удержать в неволе настоящего воина и умелого колдуна?
Они рассмеялись и снова обнялись.
— Ты голоден? Устал? Идем ко мне в светелку, я уже имею право принимать паломников.
— Это повышение?
— Ну-у, не знаю, — пригладил лысину Явор. — Верховный волхв решил, что я пережил достаточно бед, чтобы научиться сопереживанию. Теперь я могу беседовать со страждущими один на один, понимать их души и наставлять на верный путь. А что тебя привело в наш храм? Неужели ты нуждаешься в совете и утешении?
— Я нуждаюсь в помощи, но теперь не знаю, смогу ли ее получить.
— Я сделаю всё, что могу, друг мой…
Светелка волхва, служителя Святовита, оказалась очень скромной. Одно окошко, постель, она же сундук, небольшой стол и скамеечка перед ним.
— Я как раз собирался перекусить, — поднял крышку сундука Явор.
Он выставил на стол глиняный лоток с тушеной в капусте уткой, кувшин и две деревянные мисочки, которые тут же наполнил вином.
— Ты же не пьешь? — удивился Олег.
— Служители Святовита не пьют вне храма, — напомнил волхв. — Ты ешь, ешь… Ложку, что ли, забыл?
— Не успел купить. После того, как князь Керженецкий нас в рабство продал, ничего не осталось, — вздохнул Середин. — Я сюда мчался, думал, храм захочет за своих служителей отомстить. Мне одному с ним управиться трудно будет. Но вы, оказывается, уцелели.
— Я один, — хмуро ответил Явор. — Один… Из-за этого подлеца мы потеряли двух воинов и три священных топора. Увы, мы мало интересовались своими спутниками. Они всё время терялись, отставали, уходили… Про этого князя почти никто нигде не слышал. Никто не знает, откуда он пришел, где его усадьба…
— От Мурома через Оку первая река.
— Что?
— От Мурома через Оку первая река, — повторил Середин. — Мне Верея как-то сказала. Указание простое, оттого и запомнилось.
— Вот как… — Явор осушил свою чашу. — Ты, наверное, устал? Ты ешь, да на мою постель ложись. Мне нужно отойти.
Олег кивнул, налил себе вина, выпил, налил еще. Поел кислой капусты, пальцами перекидывая ее себе в рот. Оторвал утиную ножку, обглодал — она оказалась совершенно без мяса. Налил еще вина и, пользуясь разрешением, прилег на постель.
Казалось, он только закрыл глаза, как его вдруг тряхнули за плечо:
— Вставай, ведун Олег. У тебя вещей много?
— Ох, — зевнул Середин. Он поднялся, шагнул к окну, но через расплывчатую слюду ничего разглядеть не смог. — Сколько я спал?
— Ничего ты не спал, я быстро вернулся. У тебя много вещей? Где они? Или ты останешься?
— Зачем тебе мои вещи? Где я останусь?
— Верховный волхв дает мне два ушкуя и полсотни храмовых воинов.
— Едем! — Моментально проснувшись, ведун подхватил с пола чересседельную сумку.
Началась новая гонка. На узких и длинных боевых лодках, одновременно и под парусом, и на веслах, каждые два часа сменяя друг друга, пятьдесят сильных и крепких мужчин погнались наперегонки с изрядно подзадержавшейся осенью: по Балтике к Неве, в Ладожское озеро, оттуда по Волхову вверх, мимо Новгорода, через Ильмень и вверх по Мете к Вышнему Волочку. Волок по пятиверстовой дубовой колее перебросил ушкуи в Тверцу — и они понеслись вниз по течению к Твери, за ней по Волге, а там уж и Ока рядышком… После пятнадцати дней непрерывной гонки они оказались возле устья речушки метров тридцати шириной.
— До Мурома девять верст всего осталось, — сказал Явор. — Я так мыслю, ближе реки не будет.
— Ну, тогда вперед, — пожал плечами Середин.
Ушкуи вошли в реку и примерно версту двигались на юг. Потом русло резко повернуло на восток и повело малую дружину в сторону от Мурома аж на двадцать верст в густые леса, прежде чем снова по широкой, многокилометровой дуге направилось к югу.
— Дом вижу! — вытянул руку один из воинов. Лодки повернули к берегу, люди повыскакивали и побежали на взгорок, держа наготове бердыши, но хозяин оказался проворнее. Дом был пуст, как лебединое гнездо в зимние морозы. Ни коней, ни скотины, ни людей. Только несколько куриц бродили возле овина, выклевывая потерянные хозяевами зерна, да высоченный стог сена показывал, что люди тут не только живут, но и к зиме приготовились на совесть.
