Такие слова обычно предшествовали подарку.
Так и было. Рагнар поглядел на свои золотые браслетики… Но, видимо, счел их слишком мелкими для моего геройства. И стащил с шеи золотую цепку с медальоном, изображавшим то ли слившихся в любовном объятии драконов, то ли передравшихся собак.
– Возьми, Ульф! Возьми и носи! Пусть все видят, что Рагнар-конунг так же щедр с друзьями, как и беспощаден к врагам!
Я поклонился так низко, насколько позволяло достоинство и доспехи.
А цепочка-то неслабая. Килограмм, не меньше.
– Из реки – не пить! Вообще воды сырой не пить! Никакой! Только кипяченую. И только – из серебряной посуды. Руки перед едой мыть. Тоже кипяченой водой. Гадить – отдельно от других. Руками без необходимости никого и ничего не трогать! Только – в перчатках. Потом перчатки пронести сквозь пламя.
– Зачем всё это нужно? – наконец не выдержал Тьёрви.
При всём уважении ко мне и моему геройству, он все-таки хёвдинг. И старший в нашей маленькой компании.
– Может, и не нужно, – согласился я. – Если ты хочешь срать кровью, забудь о том, что я сказал.
Тьёрви подумал немного… И кивнул. Надо полагать, вспомнил о моей «колдовской» репутации.
– Будет так, как ты сказал.
– Вот и славно. И если никто не против, – персональный взгляд на Тьёрви, – то завтра мы отбываем. Я бы и сегодня уехал, но Рагнар устраивает пир в мою честь.
– Тебя что-то беспокоит, – констатировал Свартхёвди после окончания моей «гигиенической» речи.
– Да, – сказал я. – И очень сильно. Так что позаботься, пожалуйста, о том, чтобы до нашего отъезда все, включая Стюрмира, делали то, что я велел.
– Я прослежу, – пообещал Медвежонок.
Хочется верить, ведь ни меня, ни Тьёрви вечером с ними не будет. Мы будем пировать у Рагнара. А теперь хорошо бы часика три поспать. Где-нибудь подальше от шумного и вонючего норманского общества.
Это оказалось проще решить, чем сделать. Пришлось отмахать километра три, пока я наконец не отыскал укромное местечко на берегу милого озерца. С противоположной стороны озерца стояли какие-то домики, но здесь, видно, когда-то прошел смерч, превратив лес в бурелом, уже успевший прорасти и укрепиться молоденькой порослью. Найти меня в этом древесном хаосе было трудновато. А бесшумно подобраться – и вовсе невозможно. Так что я выбрал местечко вдали от муравьиных троп, расстелил на травке плащ, распоясался, стащил сапоги, лег и тут же вырубился.
Спал без помех, а когда проснулся, солнце уже обозначило часика четыре пополудни. То есть придавил минут триста. Супер!
Теперь – освежиться. Осмотр озера показал: трупов поблизости не наблюдается, и пахнет вода вполне нормально.
Так что я рискнул искупаться. Тоже без проблем.
Вытершись плащом, я оделся, вооружился, вылез из бурелома и в отличном настроении двинул в обратный путь. Ни на миг, впрочем, не забывая, что я – на чужой территории и всякий уважающий себя француз с удовольствием пустит стрелу в одинокого викинга.
Опасался-то я аборигенов, но действительность показала – зря. Главные киллеры на французской земле этим летом – отнюдь не французы. А я, завершив миссию, совершенно не ко времени расслабился…
* * *
– Стоять!
Их было четверо. Каждый – с полтора меня. Верно, от неожиданности мои память и разум обострились настолько, что я сразу понял, кто это такие. Это бородатое личико снилось мне не раз. А четверо молодцов на него похожи, как братья-близнецы.
Квадратные рожи, широченные плечи – на уровне моего носа. Наверное, они и были его братьями. Или вроде того.
– Стоять, колдун!
Я остановился. Клинок смотрел мне в лицо. Блестящая полоса металла, мост, по которому герои уходят в Вальхаллу. Грань, отделяющая живое от мертвого. С одной стороны – свет, с другой – тьма. Сейчас я видел ту сторону, которая – свет. В ней отражалось небо.
– Меня зовут Ульф Вогенсон. Я из хирда Хрёрека-ярла, Инглинга. Которого называют Красным Соколом. Кто ты, человек, угрожающий мне железом, но недостаточно храбрый, чтобы бросить мне вызов?
Державший меч расхохотался. Очень искренний смех. Я бы сказал – жизнеутверждающий, но уж слишком очевидна была угроза моей собственной жизни.
