В общем, не настолько я религиозен, чтобы вскакивать с похмелюги ни свет ни заря. Так что я попил морсику, воспользовался «ночной посудой» и залег еще часика на два. Аккурат хватило, чтобы организм переработал остатки алкогольного метаболизма.
Проснулся от запаха жарёнки. Вихорёк готовил завтрак.
– А почему – ты? – спросил я, спускаясь по лесенке и одновременно сладко потягиваясь.
– Так в церковь все ушли, – сообщил мой юный оруженосец. – Сегодня же воскресенье. И праздник!
Какой именно праздник, я уточнять не стал. У них тут что ни день, то церковный праздник. Очередное религиозное шоу. Им бы телевизор с кабельным подключением, враз бы набожность понизилась.
Я сцапал со сковородки обжаренную колбаску, завернул в холодную лепеху и поискал, чем бы запить.
Сообразительный Вихорёк нацедил мне чашку винишка.
День начинался неплохо…
А вот продолжился – не очень.
Входная дверь распахнулась. Да так энергично, что сразу стало ясно: пришел кто-то сердитый.
Так и вышло.
Пришел. Вернее – пришли. И все – при оружии. И все – по мою душу.
Арест осуществил уже знакомый мне виконт да ла Брис, кузен моей Филиси.
А буде у меня возникнут возражения, виконта сопровождали еще два десятка шевалье в полном боевом.
А я, понимаешь, в рубашечке тоненькой и легких полотняных штанишках. И до ближайшего орудия убийства (если не считать тех, что крутые пацаны принесли с собой) метров десять.
Я даже не рыпнулся. Терпеть не могу арбалеты. Особенно если они нацелены мне в живот.
В общем, упаковали меня в «наручники» весом в полпуда, сунули в карету с решетками на окнах и повезли во дворец. И Вихорька прихватили. Вот это было особенно обидно, потому что моя миссия – это мой риск. И будет чертовски обидно, если паренек пропадет ни за грош.
А если я не сумею отбрехаться, то пропадет он безусловно. Вместе со мной. Тут скидки на несовершеннолетний возраст не делают.
Впрочем, я крепился. Сначала надо выяснить, в чем меня обвиняют, а уж потом сливать воду.
Прибыли. Во дворец. Я ожидал, что меня поведут наверх, к Карлу, но сопровождающие потащили нас вниз, через дворцовую капеллу в какой-то подвал. Плохой признак. Внизу обычно находились темницы, пыточные и прочие неприятные места.
Вихорёк заплакал. Подбодрить его я не рискнул. У меня же обет молчания. Не стоит нарушать легенду, пока не ясно, за что меня повязали. Хотя можно догадаться… Значит, нашел-таки свидетелей начальник парижской «полиции».
Нет, это была не пыточная. Оборудование не то. Ни дыбы, ни «инструментария». Но кольца в стене имелись. К ним-то меня и приковали. Хитро так – чтобы только носками пола касаться. Хочешь стоять – стой. Не хочешь – виси. Рядом, по той же схеме, закрепили Вихорька.
Вот сволочи!
Приковали и ушли. Ни слова не сказали. Только виконт мне на сапоги сплюнул. Ну хоть спасибо, что бить не стали. Вкусное, так сказать, на третье.
Нет, ну это же не по понятиям. Даже обвинения не предъявили. Или я должен сам знать, в чем меня обвиняют?
Мы провисели на стене этак с полчаса. В темноте, потому что оставить нам факел никто не озаботился. Может, и к лучшему, потому что с вентиляцией тут и без дыма – не очень.
Потом тяжелые двери узилища вновь открылись и…
Признаться, я несколько охренел. Потому что навестить меня явился сам парижский епископ. С младшими коллегами. Конечно, с ними прибыла и силовая поддержка, возглавляемая всё тем же де ла Брисом, но они – на вторых ролях. Священнослужители тут же развили бурную деятельность: зажгли свечи, расставили всякие церковные предметы, главным из которых был богато украшенный сундучок размером с автомобильный аккумулятор. Красивый такой сундучок. Богатый. Мои братья по хирду за такой предмет кучу народа перерезали бы.
С нами никто из клира не заговаривал. Даже старались не смотреть. Зато крестились часто.
Наконец приготовления закончились, исполнители заняли места, и спектакль начался.
Священнослужители дружно и мощно голосили по-латыни. Красиво получалось. Акустика в каземате оказалась неплохая, так что, не будь на моих конечностях ржавых цепей, я бы, пожалуй, слушал не без удовольствия.
