Будь в голове французского военачальника побольше мозгов, он скомандовал бы отступление. Но герцог был уверен, что его латная конница запросто стопчет каких-то пеших язычников. И протрубил атаку.
Атаковать строй викингов – все равно что идти в кавалерийскую атаку на танки. Даже при встрече со значительно превосходящими силами норманы были практически неуязвимы. Выстраивались кругом или прямоугольником в две линии. Щит к щиту, тупые концы копий – в землю. Добро пожаловать в ад.
В общем, атака прошла с ожидаемым результатом. Герцог пал. Вместе с ним полегло несколько десятков шевалье. Остальные экстренно тормозили. Пехота, которой полагалось ворваться в пробитую брешь, топталась на месте… Лучники, правда, продолжали осыпать северян стрелами, но урон был ничтожный. Хорошие доспехи, крепкие щиты, отменная выучка…
Армия Рагнара двинулась. Грозный рев викингов докатился до парижских стен. Франки побежали. Их было много. Никак не меньше, чем северян, если считать по головам. Но головы уже отключились. Пришли в действие ноги.
Однако и с бегством не вышло. Пока лишенные руководства франки зависли перед норманским строем, часть драккаров поднялась вверх по течению и высадила десант, отрезавший франков от города.
И началось то, что норманы умели делать очень хорошо. Резня.
Представляю чувства Карла, наблюдавшего за тем, как почти треть его войска была зажата в клещи и методично уничтожалась.
Ужасные вопли убиваемых время от времени прорывались сквозь грозный гул битвы.
Могучие кони королевских рыцарей стояли по бабки в воде. Казалось, они готовы вплавь пересечь Сену…
Но это было невозможно. Лучшие пловцы этого времени, норманы умеют плавать вооруженные. Но в легких кольчугах, а не в тяжелой броне. Нет, франкские рыцари не войдут в реку. Чтобы помочь своим, королевским рыцарям придется вернуться в Париж, затем по мостам перебраться сначала на Сите, а уж потом – на противоположный берег. К этому времени вторая армия уже будет уничтожена. Подставить уцелевшее войско под удар победителей? Нет, Карл на такое не пойдет.
Осознав тяжесть положения, франки – и рыцари, и простые солдаты – сдавались в плен. Каких-то полчаса – и всё. Битва закончена. Осталось лишь рассортировать трофеи и определиться с «живым товаром».
А уцелевшая армия даже лагерь викингов не разграбила. Да и грабить там было особо нечего. Разве что пустые шатры попортить.
* * *
Вернувшийся в Париж король, мрачный и злой, собрал совещание «на высшем уровне».
Те, кто недавно сравнивал норманов с улитками, помалкивали. Партия «растопчем язычников» изрядно поредела. Примерно треть улиткоборцев по независящим от них причинам не смогла явиться на зов короля.
Гнетущее молчание длилось довольно долго. Нарушил его король.
– Нам понадобятся деньги, – заявил Карл. – На выкуп. Хочу услышать от вас, где их взять.
Все оживились. Зашумели. Но собственно денег никто не предложил. Даже церковь. В основном речь шла о том, чтобы назначить специальный налог. На спасение христиан из языческого плена.
Я в обсуждении не участвовал. Но – прислушивался и думал: тысяча лет пройдет, а власть останется такой же. За все ее косяки будут расплачиваться те, кто внизу. Причем – с лихвой. Я сидел в пяти метрах от короля и слышал его тихий диалог с шамбрье, королевским казначеем. Оба считали, что повод для сбора налога достаточно уважителен, чтобы не вызвать волнения в народе. И оба сходились на том, что большая часть внепланового сбора должна осесть в королевских сундуках. «Больше бабла!» – вот девиз почти любого правления. Главное – чтобы был повод и чтобы народу не отвертеться. Вот наш Петр Первый, помнится, даже налог на личные бани учредил, справедливо рассудив: русскому человеку без бани – никак.
Вопрос с новым «языческим» налогом был решен весьма оперативно. Оставалось лишь собрать деньги и передать их кровавым язычникам в обмен на «цвет французского рыцарства».
Но Рагнар-конунг принял другое решение. Он разом избавил Его Величество Карла от необходимости выкупать благородных пленников.
* * *
Рагнар их повесил. Повесил всех рыцарей, оказавшихся у него в плену. Наверное, кого-то – уже мертвым, потому что вряд ли их было ровно столько, сколько нужно. А нужно было сто одиннадцать. «Счастливое число», угодное Одину.
