– В таком случае моя душа чиста! – заявил Тьёрви. – Я никогда не творил худых дел, и мысли мои честны.
– Вот как? Но разве ты не убивал, не насиловал, не отнимал чужого?
– А что плохого в том, чтобы убить врага или взять добычу? – искренне удивился Тьёрви. – Или оплодотворить женщину?
– Бог запрещает человеку…
– Твой бог – да! – перебил Тьёрви. – А мой – разрешает. Один и Тор говорят мне: убей врага! Они говорят: серебро принадлежит тому, кто может его удержать. Пусть кто-нибудь придет ко мне, чтобы забрать мое богатство, моих жен и сыновей, – и он узнает остроту моего меча! А тот, кто при виде меня падает на колени и молит о пощаде, по праву станет моим рабом, и его дети, жены, его добро тоже станут моими.
– А если твой враг окажется сильнее? – вкрадчиво поинтересовался монах. – Тогда на колени придется упасть тебе? И всё твое достанется ему? Или ты думаешь, что ты – самый сильный из людей?
– Ты опять не понял, жрец, – с сожалением произнес Тьёрви. – Я никогда не паду на колени. Если я не смогу убить врага, то умру. И умру с честью, с оружием в руках, и то, что ты называешь душой, воспарит ввысь, в чертоги Валхаллы. Ибо там обитают мои боги. Те боги, которые, если верить тебе, дали мне душу и по справедливости должны взять меня к себе, ведь я прожил жизнь именно так, как они велели! – Тут Тьёрви осушил кружку с вином и победоносно глянул на монаха.
Ver thik, her ek kom! Разве нет?
Отец Бернар вздохнул. И промолчал. Я его понимал. Сказать Тьёрви, что его боги – ложные? Что нет никакой Валхаллы? Так хёвдинг просто посмеется над невежественным франком. Сказать, что богов нет, всё равно что заявить, что у меча одно лезвие, а не два. Такие штуки проходят с глупым черноногим франкским трэлем. Но сказать такое викингу, не единожды чувствовавшему прикосновение Одина, видевшему, как валькирии на крылатых конях уносят ввысь души погибших? Чушь и слепота!
Я бы, пожалуй, тоже не стал утверждать, что Одина нет. С чего бы тогда меня долбануло током в его святилище?
Тем не менее боги скандинавов – это не те боги, которым я бы хотел поклоняться.
Но скажи я об этом вслух – друзья решили бы, что я шучу. И я промолчал.
И не привлек ничьего внимания. Кроме внимания отца Бернара. Монах воистину обладал отменным чутьем, потому что уловил мое состояние, легко коснулся моей руки и улыбнулся.
Вобщем, наше путешествие протекало приятно и спокойно. А богословские диспуты скрашивали скуку и давали пищу уму. И никаких проблем нашему маленькому отряду коренные жители Франции не создавали. Проблемы возникли, когда мы вступили на территорию, где шарились наши братья-норманы.
* * *
Присутствие коллег по разбойничьей профессии мы обнаружили издалека.
Дорога, по которой мы ехали, круто взбиралась на холм. На холме имелось селение. И сейчас это селение горело. Причем явно не из-за чьего-то халатного обращения с огнем. Дикие крики, визг, гогот однозначно свидетельствовали об очень нехорошем.
По мне, так это место стоило объехать стороной. От греха подальше. Но я в нашей компании, хоть и ехал впереди, главным не был. А наш хёвдинг – не из тех, кто сворачивает без острой необходимости.
– Вперед, – скомандовал Тьёрви.
Земляки нас не признали.
Едва мы въехали на взгорок, как навстречу нам, вразвалочку, выдвинулись семеро коллег по профессии. Застава, так сказать, победителей. Рожи бандитские, гнусные… И ни одной, блин, знакомой.
– Слезай с коня, франк, – лениво процедил самый гнусный, заляпанный кровью с макушки шлема до голенищ сапог. – Слезай и становись на колени. Тогда я убью тебя быстро.
Я удивился. И даже немного растерялся. Честно говоря, не ожидал подобной наглости.
– Э-э-э! – подал голос другой головорез. – Это ж девка! – и показал мечом на Орабель.
Сиротка попыталась спрятаться за меня, но куда там. Головорез, не дожидаясь конца «переговоров», проворно метнулся к ней и схватил ее кобылку за узду. Меня он проигнорировал. Зря.
Удар сапогом, даже выполненный в варианте «с упором на седло», – это больно. Особенно если прилетает в нос.
Банда отреагировала раньше, чем получивший в рожу шлепнулся в грязь. Все разом. Чувствовалась отменная сыгранность. Я успел лишь подать коня вправо, заслоняя Орабель, но отбить направленное на меня жало тяжелого копья – нет.
