Пришёл в сознание от жуткого грохота. Открыл глаза и долго шарил ими по пустоте, пока не понял, что перед ним ночное звёздное небо, а жуткий грохот — это стрекотание цикад. Он заворочался, стараясь сменить позу. Тело слушалось с трудом, но всё же слушалось. В процессе того, как он, медленно извиваясь, делал жалкие попытки сесть, заработал мыслительный процесс, но кроме сакраментального вопроса «что случилось?», там в этом процессе ничего пока не было. Наконец, справившись с качкой собственного туловища, он сел, вскинул голову, чтоб осмотреться и опять куда-то улетел в беспамятство.
Следующее его пробуждение было утром. Он почувствовал, как руки и ноги его замёрзли, а голова, наоборот, горела, как будто в неё засыпали раскалённых углей. Ардни загрёб рукой куст мокрой от росы травы и прижал её к пылающему лицу. Сразу стало легче. Встал на четвереньки, тяжело дыша, стал внимательно рассматривать впереди растущие травины, стараясь сконцентрироваться и прекратить не проходящее головокружение. Собрать глаза в кучу и заставить их становить свой взгляд на конкретной травине никак не получалось. К тому же контуры всего, что он видел, почему-то были размыты и тряслись в радужном непостоянстве. Он несколько раз открывал и закрывал глаза, но этот эффект радужности не проходил. Наконец, оценив то, что ноги и руки хоть и болят местами, но всё же целые, он предпринял попытку встать. С первого раза у него это не получилось, но с какого-то раза ему всё же это удалось. Удалось устоять на трясущихся ногах, чуть ли, не держа себя за шкирку.
Он долго стоял, согнувшись и качаясь в разные стороны, тупо смотря себе под ноги и зачем-то раскинув руки в стороны, как будто балансируя на чём-то неустойчивом. Атаман не помнил, сколько он так колыхался, но постепенно трясучка в ногах утихала, голова, если ей не шевелить, не кружилась и он, медленно выпрямившись, так же медленно осмотрел место своего пребывания. Картина вокруг была просто эпохально-шокирующая, но Ардни был в таком состоянии, что увиденное не произвело на него никакого впечатления. Он воспринял всё, как должное, как будто всё именно, так и должно было быть. Груды конских трупов, искорёженные и изуродованные остатки колесниц, разбросанные тут и там в странных, неестественных позах трупы возничих и его ближников. Полный штиль и не малейшего движения чего-либо, как будто всё это было каким-то ненастоящим, а нарисованным. Даже низкая туманная пелена, проявляющая себя за несколько десятков шагов, замерла без единого движения. Ардни медленно повернулся в сторону утренней зари. Кромка горизонта была залита кровью. Его вдруг охватила злость и раздражение, первая эмоция за всё это полусознательное время, и он ожесточённо прошипел, обращаясь к зареву:
— Ну, что напилась, сука.
Он хотел было плюнуть в неё, но во рту пересохло, и он плюнул в неё образно, рассудив, что вместо того, чтобы зубоскалить с этой богиней, лучше поискать что-нибудь попить, а ещё лучше найти кожаный мешок с Сомой, который был у каждого ближника. Он опять осмотрел поле бойни и сделал в направлении ближайшей колесницы шаг, второй, третий и замер. Его внимание привлёк странный частокол заострённых кольев, торчавших под углом из земли на высоту половины локтя и вся степь перед ним была истыкана ими на расстоянии менее шага друг от друга. Поначалу Ардни не предал этому никакого значения, лишь отметил это, как некую странность, которую надо обходить, чтобы не напороться на них и не пораниться. Доковыляв до лежащей на боку колесницы, он задался вопросом, а где искать мешок с Сомой и тут же сам себе ответил: на поясном ремне с боку. Пошарив рукой на собственном ремне, он тут же обнаружил искомое. Ардни ухмыльнулся толи своей тупости, толи обрадованный найденным, но прежде чем пить, всё же доковылял до колесницы и усевшись на меховой борт, даже не обративший внимание на отсутствие золота, и привалившись спиной на вертикально стоящий пол, тяжело вздохнул и залпом высосал всё содержимое мешка. После чего закрыл глаза, расслабился и начал ждать результата.
