– И какую награду ты себе за это хочешь?
– В гражданской войне, экселенц, награды неуместны, – отрезал я.
– Ты действительно так думаешь? – поднял генерал брови.
– Конечно. Мятежники не внешние враги, а такие же подданные императора и имперские граждане, как и мы с вами. Какие могут быть награды за братоубийственную бойню? Вы видели «гвардейский фарш» на шоссе?
Молас резко кивнул, сжав губы. Но вслух ничего не сказал.
– Сколько там было истинно виновных? А сколько честно выполнявших устав и приказ? Как мы их в этом фарше рассортируем? Фарш невозможно прокрутить назад.
– М-да… – Молас обогнул стол и сел в рабочее кресло, поправив бронзовый чернильный прибор на столе. – Что еще я мог услышать от изобретателя кухонной мясорубки?
– Вы еще меня поясом для женских чулок попрекните, экселенц. Это модно сейчас у интеллигенции.
Чувствовал я себя предельно уставшим. Ночь не спать. Причем не спать очень активно. С рассвета до обеда воевать в первых рядах. Причем воевать без приказа сверху. Не говорить же Моласу, что таким образом я обезопасил своего сына. Ну, как мог. Мне бы еще барончика – мужа матери моего сына придушить для полного счастья, но он далеко – в плену у республиканцев. Руки у меня коротки.
– Итак, констатируем, что клана Тортфортов больше в империи не существует. – Генерал сломал в пальцах карандаш с досады.
– Не совсем так, экселенц. Барон Тортфорт сдался в плен республиканцам, убив своего денщика, дал врагу подробные показания и тем чуть не сорвал нам решающее наступление по прорыву позиционного тупика на Западном фронте. И вряд ли я унасекомил всех Тортфортов в империи. Только тех, кто мне под руку попался. А жаль. Зловредная семейка.
– Что ты с ними сделал? – переспросил генерал-адъютант.
– Извел, как вредных насекомых, – пояснил я.
Молас помолчал немного. Потом закурил.
– Чего ты на самом деле хочешь? – наконец спросил он меня о том, что его волновало. – Скажи честно, Савва.
Я честно и ответил:
– Работать хочу. Авиацию развивать. И не хочу участвовать в ваших дворцовых интригах. И я устал от крови, экселенц. Честно.
– Иди пока, Савва, – устало махнул рукой Молас. – Твою судьбу решит император.
Я вышел из кабинета императорского генерал-адъютанта кордегардии и широко улыбнулся. У меня получилось. Скоро уеду домой.
– Вы так выглядите, командор, словно вас только что произвели в генералы, – с легким подхалимажем завистливо произнес майор Сувалки.
– Должен вас огорчить, майор. Наград за подавление мятежа не будет. Мне так кажется.
И, надев шинель, я вышел на улицу.
Снегопад закончился, и, вдыхая свежий, слегка морозный воздух, я направился прогулочным шагом в дом лесничего проведать герцога. Пора его везти домой.
Ремидий пребывал в легкой послеоперационной лихорадке. На лице выступали капельки пота, которые периодически промакивала тампонами сестра милосердия – угрюмая блеклая женщина бальзаковского возраста.
Увидев меня в дверях, герцог вымученно улыбнулся.
– Наслышан уже, – буркнул он и показал глазами на медичку.
Я намек понял, забрал у женщины тампон и попросил ее выйти на время из палаты. Она попыталась возражать, на что я грозно цыкнул:
– Мне вас отсюда под конвоем вывести? Я могу.
– Он может, – подтвердил герцог. – Он императорский чрезвычайный комиссар.
Когда за сердитой сестрой милосердия закрылась дверь, я проверил, не подслушивает ли кто в коридоре. Приказал часовому в холле никого к этой двери не подпускать и плотно закрыл ее за собой.
– Садись. Рассказывай, – приказал герцог. – А то я тут как в вакууме. Видите ли, меня нельзя беспокоить… Вредно это… Тьфу на них.
– А просьбу для начала можно озвучить, ваша светлость? – принялся я промокать его лицо свежим тампоном.
– Для тебя все, что захочешь, – улыбнулся герцог уже без гримасы.
– Нужно имение на берегу моря у Риеста. Можно небольшое.
– Тебе?
– Нет. Моему сыну.
– Вам в Отрадном уже тесно?
– Нет, это не Мите. Это моему побочному сыну и его матери. Они Тортфорты.
– Ну ты и кобель, – восхитился герцог и тут же поменял тему: – Увезешь меня домой?
– Обязательно, ваша светлость. Как только разрешат вас передвигать с места на место.
