Весь мир, казалось, облегченно выдохнул, когда на мою ладонь опустилась деревянная шкатулка, внутри которой я ощутил присутствие чего-то знакомого. На мгновение задержав ладонь на крышке шкатулки, отец Флатис отступил назад и вновь опустился на бревно, вперив взгляд в начавшее затухать пламя.
Осторожно приоткрыв крышку, я взглянул на содержимое шкатулки и невольно скривил губы от омерзения — на секунду мне показалось, что внутри не обломки странно изогнутого кинжала, а сотня копошащихся трупных червей. Жирных белесых безглазых червей…
Я не услышал ни единого отголоска призрачного голоса. Внутренним чутьем бывшей нежити я отчетливо чувствовал таящуюся внутри двух обломков смертельную опасность. Темная сущность затаилась, словно в испуге, оставаясь безмолвной и внимательно изучая меня, даже не пытаясь воздействовать на мой разум каким-либо изощренным способом. Ни богатых посулов, ни вкрадчивого голоска, ни единой попытки порабощения. Будь передо мной живое существо, я бы сказал, что оно очень испугано.
Не убирая с лица брезгливую усмешку, я тихо процедил:
— Вижу, ты меня еще не забыл, костяной уродец.
— Ты не чувствуешь ничего? — спросил священник, глядя с каким спокойствием и безразличием я взираю на обломки древнего темного кинжала.
— Ничего. Разве что подкатывающую к горлу тошноту, настолько мерзко это творение, — ответил я, захлопывая небольшую шкатулку и убирая ее в сумку.
— Я говорил не про кинжал, — прошелестел отец Флатис, неосознанно расправивший плечи и выпрямившийся. Он словно помолодел лет на пятнадцать, едва только принял решение и отдал мне Младшего Близнеца. Несколько затуманенный ранее взгляд просветлел, налился жизнью.
— Не про кинжал?
— Про силу святой молитвы, — пояснил священник. — Над этой шкатулкой молились мы все, долгие часы читая ослабляющие и отпугивающее темное зло молитвы, посыпая молотой райменой и окуривая этим же дымом. И ты, что еще вчера был темной нежитью, только что держал напитанную силой Создателя вещь в руках и даже не поморщился. Сие есть либо происки Темного, либо чудо, явленное Создателем Милостивым.
— Скажу так, святой отец, — взглянул я на старика. — Чудом божьим здесь и не пахнет. Не думаю, что Создатель явил мне свою милость после того, как я буквально искупался в крови сотни шурдов и гоблинов.
— Смелые слова, если учесть, что обращены они к священнику из ордена Искореняющих Ересь, — с проснувшимся сарказмом заметил седоволосый священник. — Впервые слышу столь откровенное признание в причастии к ереси.
— Не помню, чтобы я причащался к чему-либо. Через день-другой мы вернемся к этой беседе, отче. Я и сам не прочь узнать побольше. И прошу: если всплывет в разуме что-нибудь похожее на мой случай, уж не забудьте, поделитесь воспоминаниями и со мной тоже, — усмехнулся я и зычно окликнул: — Рикар!
— Да, господин! — широкоплечая фигура появилась так быстро, словно Рикар вырос прямо из-под земли.
— Теперь наш добрый святой отец может спокойно вернуться к пастве, — буркнул я. — То бишь — тащите старче нашего в его старую обитель к Стефию. Пусть отогревается. Потом распорядись, чтобы принесли сюда запас дров, нормальный крепкий стол, широкую лавку и пару волчьих шкур. А также позови наших мастеров Древина и Дровина.
— Ясно, господин. А Койн?
— С камнем здесь работать не придется, — улыбнулся я. — Только с деревом.
— Работать? С деревом? — попытался понять мою затею здоровяк.
— Выполняй! — отрезал я, наклоняясь и подбрасывая в костер последний хворост.
— Отец Флатис! — гаркнул Рикар.
— Тащить меня не надо! — сурово отрезал священник, легко поднимаясь на ноги. — Сам дойду! И скажи тем грешникам убогим, кто в меня из арбалетов стрелять вздумал, что пусть мне на глаза рожи свои и не кажут даже! Ишь чего удумали — священникам в спины стрелять! Как их земля еще носит!
— Святой отец! — откуда-то сверху скорбно возопил знакомый голос Литаса. — Не в вас же стреляли-то! В землю! Для острастки… сами понимаете!
— Не понимаю! Помолюсь вот сейчас Создателю, пущай нашлет на тебя корчу! Чтобы скрючило руки твои, как корни древесные! Чтобы даже ложки в пальцах удержать не мог!
