Дорэн не нашелся с ответом.
— Работы я не боюсь, — помолчав, добавил Думери.
— Это хорошо. — В голосе Дорэна слышалась удовлетворенность. — Так к кому ты надумал пойти учеником? Я уверен, что мы сможем устроить тебя на любой корабль, если ты захочешь со временем стать капитаном.
— Спасибо, не надо, — ответил Думери. — Мои помыслы связаны не с морем.
— Что ж, можно пойти учеником к бухгалтеру, бакалейщику, купцу. Ты думал об этом?
— Я думал обо всем, папа, и теперь знаю, кем я хочу стать.
— О? — Дорэна-старшего немного забавляла уверенность сына, свойственная тому с ранних лет. Думери всегда знал, что ему нужно и как это получить. — Так кем же?
— Я хочу стать чародеем.
Дорэн в изумлении вытаращился на сына.
Дорэн-из-Гавани не дал сыну немедленного ответа. Когда же Думери стал настаивать, то услышал нейтральное: «Посмотрим».
В последующие после представления на Арене дни он всесторонне обдумал ситуацию.
В серьезности намерений мальчика сомневаться не приходилось. Думери ни в чем не допускал легкомыслия. И любая его просьба означала, что он действительно хочет того, о чем просит. Да и магией он бредил не один год.
Конечно, многие мальчишки его возраста бредили ею, но Дорэн почему-то полагал, что с годами это должно пройти. У Думери не прошло. Парень хотел сам стать чародеем, а не просто смотреть, как тот творит чудеса.
И что из этого следовало?
Теоретически чародейство занимало традиционно высокое место в перечне наиболее уважаемых профессий, так что Дорэн вроде бы и не возражал против того, что младший сын решил податься в маги, и все-таки устремления Думери его не радовали. Из собственного опыта он знал, что чародеи — очень странные люди: или кичащиеся своими возможностями хвастуны, или затворники с несносным характером. И не опасна ли вся эта магия? Мало ли что таит в себе общение с невидимыми силами! Все могло статься хуже, гораздо хуже. Захотел бы мальчик стать демонологом. Вот уж опасная работа — иметь дело с силами зла и стараться заставить их творить добро!
А может, отнюдь и не добро. Дорэн слышал немало домыслов о демонологах-убийцах. И никто не спорил с тем, что они накладывают на людей заклятия. Очень часто демонологи исчезали, практически бесследно, и никто не знал, в чем причина. То ли они теряли контроль над демонами, то ли уступали в схватке другим магам, а может, их карали боги за то, что они вторгались в те сферы, где смертным не место...
Какое счастье, что демонология Думери не интересовала! Как, впрочем, и ведовство, которое считалось деревенской магией, колдовство, все еще пользующееся дурной славой, хотя после Великой войны прошло не одно столетие, и ворлокство, новая, необычная разновидность магии. В присутствии ворлока у обычных людей по коже начинали бегать мурашки.
А вот теургию уважали, и никто не слышал о теурге, который ошибся в заклинании и растворился в облаке пурпурного дыма. Говорить с богами куда безопаснее, чем экспериментировать с пассами, фразами, порошками.
Как-то за обедом Дорэн поделился своими размышлениями с Думери. Мальчик молча смотрел в тарелку.
— Так что скажешь? — не выдержал он.
— Не знаю, отец. Я хочу сказать, что чародейство интересует меня куда больше теургии. И прочих разновидностей магии.
Дорэн в замешательстве посмотрел на сына.
— А что такого особенного в чародействе?
— Не знаю, — честно признался Думери. — Просто... я хочу сказать... В общем, я хочу стать чародеем.
Дорэн вздохнул. Он понимал, что спорить бесполезно. Спор с Думери в любом случае выливался лишь в потерю времени: мальчик умел настоять на своем.
— Посмотрим, что можно сделать, — подвел он черту под разговором.
Он, конечно, попытался найти другой способ обеспечить будущее Думери или хотя бы предлог, чтоб не пускать его в чародеи, но тщетно. Так что тремя днями позже он и Думери под проливным дождем, натянув шляпы на уши, шли на встречу с Тетераном-магом.
— Разбаловал я парня, — пробормотал Дорэн, форсировав очередную лужу. — Вконец разбаловал. Это же надо — чародейство!
Думери слышал, что отец что-то бормочет, но слов не разобрал, а потому решил, что тот честит богов и погоду.
