— Прелестнейшая! — воскликнул Бальтазар, когда Кандида, сама сладчайшая Кандида подала ему чашку с дымящимся чаем.
— Вот ром и марасхино[7], - говорила она, устремив на него свои светлые очи. — Вот сухари и крендельки. Пожалуйста, берите что вам угодно.
Но вместо того, чтоб взглянуть на ром или марасхино, на сухари или крендельки, Бальтазар не мог спустить упоенных взоров с чудной девы и напрасно искал слов, чтоб высказать, что чувствовал в это мгновение.
Но тут схватил его сзади за плечи профессор эстетики, сильный рослый мужчина, и повернул к себе так быстро, что выплеснул половину чашки на пол.
— Любезнейший Лука Кранах! — загремел он громовым голосом. — Ну, как можно пить воду — вы совершенно испортите свой германский желудок. Там через комнату наш храбрый Моис Терпин выставил батарею благороднейшего рейнвейна — скорей на приступ!
И он потащил за собой бедного юношу.
Но из соседней комнаты вышел им на встречу Моис Терпин, держа за руку престранного маленького человечка и восклицал громко:
— Вот, милостивые государи и государыни, рекомендую вам молодого человека, одаренного необыкновенными способностями. Он тотчас приобретет ваше расположение. Это г. Циннобер, прибывший вчера в университет и предполагающий заняться изучением прав.
Фабиан и Бальтазар узнали тотчас уродца, слетевшего в лесу с лошади.
— Ну, что ж, — шептал Фабиан Бальтазару, — вызывать мне эту мартышку на сапожный ремень или плеть? Другим оружием я не могу драться с таким ужасным противником.
— Как тебе не стыдно, — возразил Бальтазар, — насмехаться над несчастным, которого телесные недостатки, как ты сам слышал, вознаграждены сторицею нравственными достоинствами. Надеюсь, любезнейший г. Циннобер, — продолжал он, — обращаясь к карлику, что вчерашнее падение ваше с лошади не имело дурных последствий?
Циннобер поднялся на цыпочки, оперся сзади на маленькую тросточку, которую держал в руках, закинул назад голову и, устремив на Бальтазара дико сверкавшие глаза, произнес странным сиплым голосом:
— Я не понимаю, милостивый государь, о чем вы говорите? Упал с лошади — я упал с лошади! Вероятно, вы не знаете, что я отличнейший наездник, что никогда не падаю с лошади, что служил волонтером в кирасирах, что учил верховой езде и офицеров и солдат? Гм! — Упал — я упал с лошади!
Тут он хотел повернуться, но палочка, служившая ему опорой, выскользнула, и он полетел в ноги к Бальтазару. Бальтазар нагнулся, чтоб поскорей поднять его, и как-то нечаянно коснулся до головы. Крошка завизжал так громко и резко, что гости в испуге повскакали с мест. Все окружили Бальтазара и осыпали вопросами, отчего закричал он так ужасно.
— Прошу не прогневаться, любезнейший г. Бальтазар, — говорил профессор Моис Терпин, — но это шутка довольно странная. Вы, верно, хотели заставить нас подумать, что кто-нибудь наступил кошке на хвост.
— Кошка — кошка! — вон кошку! — завопила одна слабая нервами дама и упала в обморок.
— Кошка — кошка! — повторили два престарелые кавалера, страдавшие тою же идиосинкразией и бросились вон.
— Что это вы наделали своим гадким мяу? — сказала Бальтазару вполголоса Кандида, вылившая целую склянку духов на даму, упавшую в обморок.
Бальтазар не знал, что с ним делается. Лицо его пылало от стыда и досады, и он не мог даже проговорить, что мяукал не он, а проклятый Циннобер.
Профессор Моис Терпин заметил его смущение.
— Ну, успокойтесь, любезный г. Бальтазар, — сказал он ему, взяв дружески за руку. — Я ведь все видел. Прыгая на четвереньках, вы представили раздраженную кошку неподражаемо. Признаюсь, я и сам чрезвычайно люблю все шутки из натуральной истории; но на литературном чаю…
— Но, почтеннейший г. профессор, это не я! — сорвалось наконец с языка Бальтазара.
— Ну, хорошо, хорошо! — перебил его профессор.
— Утешь доброго г. Бальтазара, — прибавил он, обращаясь к подошедшей Кандиде. — Эта смута вывела его совершенно из себя.
Доброй Кандиде было очень жаль бедного Бальтазара, стоявшего перед ней с потупленными глазами, в ужаснейшем замешательстве.
— Какие, ей-Богу, смешные эти люди! Ну как так бояться кошек! — прошептала она ему, подавая руку.
