Неделя прошла. План был вчерне готов. Оставались ещё лохматые, незащищённые места, но Гек рассудил, что пора таки начинать: думай не думай – всего не предусмотришь. Времечко течёт – это он понимал, – хуже всего: оно истекает. Опять поднялся из глубин и мутной отравой разлился по телу страх, притупившийся было в череде однообразных недель. Все зависело от количества сырья, предназначенного к переработке: сколько его ещё подвезут? Ну да продержимся, бог даст! Гек улыбнулся про себя: он давно уже понял – бога нет. Люди боятся смерти и надеются, что бог выручит их и в обмен на молитвы даст им бессмертие в какой угодно форме. А они молятся, чтобы на халяву удовлетворить свои мечты и чаяния и улучшить условия загробного существования… Если послушать – кто, кому и для чего возносит молитвы, то и выйдет, что господь отзывчивее самой разношенной проститутки, коли без разбору всем даёт просимое. А если он просьб не удовлетворяет, или выполняет с разбором, сам провидит правильный путь, то какой смысл молиться? Услышит из сердца и воздаст по справедливости…
Гек вспомнил, как мальчишкой ещё спросил у школьного патера, для чего молиться надо по всем правилам, и соблюдать обряды, и делать это в церкви? Он к тому же искренне хотел понять, почему господь, такой милосердный и всемогущий, строго требует этого от чад своих, но не вразумляет иноверцев и дикарей. Ведь дикари не виноваты, что дикими родились, а попадут в ад? Патер ужасно рассердился, сообщил отцу (не поленился прийти), что сын его погряз в ереси и богохульстве, что тлетворное влияние улицы погубит неразумное дитя. Отец спьяну подумал, что Гек попался на воровстве, и заревел, что сейчас же удавит гадёныша своими руками, но, уразумев наконец, в чем суть дела, успокоился. Он выслушал, качая нечёсаной головой, все, что священник счёл нужным сказать, и даже попросил благословения по окончании проповеди, а после его ухода жестоко избил Гека. Вот тогда-то к привычной обиде на отца добавился в душе восьмилетнего мальчугана первый протест против бога и слуг его.
В десять лет, когда жизнь стала невыносимой, он попытался тайком молиться сатане, но и из этого ничего не вышло. Прошло ещё несколько лет, прежде чем Гек окончательно забил болт на сверхъестественные силы, но он помнил то время и стеснялся его, когда доводилось вспоминать. Видя, что окружающие поголовно веруют – кто во что, он никогда не спорил и не проявлял своё мнение по данному вопросу, но для себя все решил – навсегда.
Спешить – ещё опаснее, чем ничего не делать. Гек положил ещё две недели на сборы. За это время ему удалось немного перестроить порядок начала работы и подточить украденный скальпель. Липкой лентой, а её было много, он постепенно обернул рукоятку в несколько слоёв; лезвие же и острие затачивал о кирпичи в душе и в парашном углу – по несколько секунд за сеанс, чтобы не слышно было. Помог вентилятор в стене, который заменял кондиционер и гнал воздух в помещение. Он шуршал и потрескивал довольно громко, заглушая посторонние звуки.
Душ все принимали ежедневно и не по одному разу, так как жара стояла дикая, а к звукам из-за ширмы коллеги Гека не очень-то прислушивались – им хватало и запаха. К четвергу все было готово, но прошло ещё двое суток, прежде чем он решился. В субботу – последний штрих: щепотка героина. Он сумел незаметно зачерпнуть порошок заранее приготовленным кулёчком, свёрнутым из такой же ленты, её пришлось слепить в два слоя, клейкой стороной друг к другу.
На следующий день, в воскресенье, сразу после завтрака, то есть в час с небольшим после полудня, он отвалил прямо «от станка». Ещё накануне он страшно волновался. План вдруг стал казаться убогим и нереальным, узилище не таким уж и мрачным, а соседи – насторожёнными и подозрительными. Короче говоря, Гек изрядно струхнул. И немудрёно: одно дело, когда рядом кто-то более опытный, вроде Варлака или Патрика, кто может подстраховать и исправить промах, и совсем другое, когда вся тяжесть предстоящего ложится на тебя, семнадцатилетнего… Ночью его били кошмары, он просыпался неоднократно и напряжённо прикидывал: не кричал ли он во сне, не разговаривал ли? Однако «наутро», после побудки, внезапно ощутил в себе уверенность и желание довести дело до конца. Он столько раз репетировал в мыслях предстоящее, что, когда пришла пора претворять задуманное в жизнь, он не только не испугался, но и испытал нечто вроде облегчения, как если бы он долго мучился от жажды, а теперь её утоляет.
