Работа снова втянула меня в свой серый омут, и неделя промелькнула незаметно. В пятницу выдался солнечный день, и я ушел из офиса пораньше, захватив почту с собой. Подходя к дому, я увидел беседовавших Шурика и Шпигуна. Шпигун, рубя воздух рукой, говорил:
– …и я ему так и сказал: это – трусость! Но вы можете не волноваться, я давно имею в планах и другую книгу: о евреях-предателях! И вы – хороший кандидат для нее!
Заметив меня, он махнул рукой и, бросив: «Ладно, Шура, пойду поработаю», – двинул к парадной.
Шурик, у которого в руке был кулек с шахматами, сказал:
– Ну шо, Димитрий батькович, пару партий, чтобы отвлечься от забот жизни?
– Можно, только я почту просмотрю быстро.
Устроившись за бетонно-шахматным столом, Шурик закурил и, отмахнув дым от лица, сказал:
– Что ты знаешь? Шпигун будет писать второй том.
– Да, я слышал, про евреев-предателей.
– И знаешь, с кого он начнет?
– Не имею представления.
– С твоего редактора. Он отказался печатать главы из его книги.
От неожиданности я рассмеялся.
– Ну шо ты смеешься?
– Я думаю, что он должен посвятить пару строчек мне.
– Дай время, может, он и посвятит. Слушай, возвращаясь к предыдущему вопросу: посмотри какие неплохие девочки тут крутятся, а? – Шурик кивнул на двух мамаш с отпрысками на качелях. – Смотри на ту в чулках, а? С такой я бы и сам замастырил пару пацанят.
– Пойди познакомься, пока не поздно, может, она одинокая, – предложил я.
– Щас, тока докурю, – сказал он.
Пока Шурик докуривал, я открывал конверты. В одном из них оказался свернутый лист белой бумаги, в котором лежало что-то плотное. Я развернул его и на землю выпала гринкарта. На листке не было написано ни слова, а только стоял красный отпечаток губ.
– Таки красиво, – заметил Шурик.
Он взял у меня из рук листик, рассмотрел со всех сторон, шумно понюхал и сказал:
– Ну, и ше это такое? Прощальный привет?
Потом он взял конверт и, близоруко щурясь, прочел:
– Рома. Италия. Как же ты ее туда отправил, а?
Я покачал головой.
– Я не знаю, Шурик. Я довез ее до Канады, а там она потерялась.
– Так я и думал. Какая-то русская шалашовка. Видимо, в Канаде у нее были еще одни документы. Может быть, даже настоящие. А оттуда она вернулась в Россию. Или в Израиль. Или в Германию. Та еще гастролерша!
– Гастролерша, а гринкарту вернула.
– Попользовалась и вернула, – уточнил Шурик. – Может, она к тебе таки неплохо отнеслась.
Может быть. Я чувствовал себя, как, вероятно, чувствовал себя в 18-м веке мой далекий предшественник – лирический герой виконта Виван Денона. Меня использовали, подарив за услугу две ночи, продолжения у которых никогда не будет. И этот подарок был, как говорится, от чистого сердца. Я поднял с земли гринкарту Иры Кудрявцевой. Потом забрал у Шурика листик с отпечатком губ и, сложив его, положил в стоявшую рядом урну.
– Правильное решение, – похвалил он. – Сантименты – для лохов.
Дома я сел к телефону и позвонил своему доктору Кагановскому.
– Ну, что тебя беспокоит, писатель? – сразу поинтересовался тот.
– Доктор, меня чуть-чуть беспокоит сердце, но я по другому вопросу.
– Надо следить, что ты ешь, – сказал он. – Избегай жирного. Так какой вопрос?
– Вам не нужна в офис хорошая девушка?
– Это из-за нее у тебя болит сердце?
– Нет, болит из-за плохой, а эта – хорошая.
На другом конце линии раздался вздох.
– Сначала они все хорошие. Поэтому надо есть меньше жирного и больше свежих фруктов. Мне нужна девочка в регистратуру, она пойдет?
– Я дам ей ваш телефон, хорошо? Она скажет, что она от меня.
– Давай. И посмотри, когда ты был последний раз на обследовании. Если больше года, приди проверься, сдай анализы, ты меня понял?
– Я вас понял, спасибо. Если она позвонит, ее зовут Ирина Кудрявцева.
Повесив трубку, я достал листок с телефоном Кудрявцевой и скоро услышал знакомый голос:
– Слушаю вас.
– Здравствуйте, Ира, это – Дмитрий Санин из «Русского репортера». У меня есть для вас две новости.
– Одна плохая, одна хорошая, начинайте с хорошей.
– Обе хорошие.
– Так не бывает.
– Почему? Считайте, что судьба наконец вам улыбнулась.
– Ну не тяните.
– Во-первых, у меня есть ваша гринкарта, а во-вторых – работа.
