Все находится в движении: а значит, если упорно идти к цели, в будущем можно добиться великих успехов…
Точно так же очень важно не оставаться в одиночестве; чтобы преодолеть хаос, нужны помощники.
И Цзин. Гексаграмма 3, «Начальная трудность»
Норман сидел у меня в приемной и плакал. Позже я узнал, что он находился там почти целый час, ожидая, пока я приглашу его в кабинет. Секретарь принесла ему чашку чая. Его руки тряслись, и часть содержимого чашки попала ему на брюки.
Я пригласил его войти, он сел в глубокое кожаное кресло и затих.
Это была наша первая сессия. Его нельзя было назвать самым странным пациентом за все пятнадцать лет моей аналитической практики. Но, с другой стороны, этот случай нельзя было считать и обычным. У Нормана были длинные волосы; усы и борода его были аккуратно пострижены. Наверное, ему было лет под сорок, но выглядел он лет на десять моложе. Однако спокойствие ему изменило. Его глаза распухли и покраснели.
— Простите, что я плачу, — сказал он, шмыгнув носом, — я стал плакать, когда сел в автобус. С тех пор никак не могу остановиться и не знаю, почему. Я пришел раньше, потому что больше некуда было идти.
Я промолчал.
— Я очень несчастлив, — сказал он. — Несколько дней назад я проснулся, плача, и с тех пор с трудом могу остановиться. Я буду очень рад, если вы сможете понять, что со мной происходит. Я не знаю, во что теперь можно верить. Я совсем запутался. Иногда мне кажется, что лучше было бы умереть. Я не знаю, что делать. У него с собой была кожаная папка. Он открыл ее и вынул оттуда тетрадь.
— Я действительно жил прекрасно; у меня была семья: жена и двое детей. В них заключается весь смысл моей жизни. Если бы не они, меня бы давно уже не было на свете.
Норман снова заплакал.
— Происходит полный распад моей личности, — сказал он. Шесть лет мы жили очень счастливо. Я любил жену и не мог себе представить, что могу от нее уйти. — Норман пожал плечами. — Правдa, у меня были другие женщины, но эти связи для меня ничего не значили. Без своей семьи я не мог жить. — Он вызывающе посмотрел на меня. — Я сюда пришел не из-за них. Проблема заключается по мне. У меня прекрасные дети. Моя жена — лучшая в мире мать. Она любит меня и никогда меня не бросит, я точно это знаю.
Какое то время мы сидели в молчании. Я смотрел на него. Он смотрел па стену перед собой. Я прикидывал, как можно было бы работать с этим мужчиной. Он был погружен в свои иллюзии.
— По моему, все это началось года два назад, когда жена мне сказала, что ей не нравится заниматься со мной любовью.
Он шмыгнул носом.
— Я совершенно не понимал, почему, — сказал он. — Наверное, это не совсем так. Мне кажется, я понимал, что она потеряла к этому интерес примерно через год после начала нашей супружеской жизни. Но, узнав это от нее, я был страшно поражен. Тогда я был в Детройте, чтобы закрыть там свой бизнес. Я позвонил домой из отеля — хотел поговорить с ней и с детьми. Я очень любил с ними разговаривать. Я был с девушкой, сейчас даже не помню, как ее звали. Жена сказала: «Пожалуйста, приезжай домой, нам надо поговорить». — «О чем?» — спросил я. — «О сексе, — сказала она, — у нас с тобой его нет». Она заплакала, я тоже заплакал. Я все бросил и сразу же вылетел домой.
Норман заглянул к себе в тетрадь.
— С тех пор больше не было ничего подобного. Мы говорили на эту тему, но в общем-то сказать было нечего. Я перестал встречаться с другими женщинами (не считая, правда, стюардессы и официантки в Цинциннати) и прочел несколько книг о технике секса. Это ничего не изменило. Но она никогда не отказывалась заниматься со мной сексом. Не отказывалась и не отказывается. Она всегда меня принимала. Но это не доставляло ей наслаждения.
Он шмыгнул носом.
— Я могу с этим жить. Это нелегко, но я смог бы справиться. Мы одинаково думаем, мы все делаем вместе. Я знаю, секс не так уж важен. Мы — прекрасная пара, и все нам завидуют.
Он посмотрел на меня даже с некоторой гордостью.
— Но примерно год назад она стала встречаться с другим мужчиной. Он — великий человек, художник. Борис и его жена несколько лет были нашими друзьями. Мы вместе играли в бридж. Я чувствовал, что между ними что-то есть, но жена сказала, что это только мои фантазии. Затем я нашел несколько любовных писем, — но не мог ей об этом сказать, так как она пришла бы и ярость, узнав, что я рылся в ее вещах. Вместе с тем я верю, что она имеет право получать какое-то удовольствие. Конечно, я ревную, но это моя проблема. Я знаю, что нашей совместной жизни ничто не угрожает. Я сделал бы все что угодно, чтобы поправить нашу жизнь.
