В отличие от Маркса Гегель опасался того, что общество может превратиться в абсолют. Тогда человек оказался бы вправе быть лишь тем, кем ему позволит быть общество. Это гегелевское опасение подтверждается ныне повсюду, независимо от революционных усилий, направленных на построение социализма. Мы в западном мире мыслим тоже ведь лишь социальными категориями, и в этом смысле менталитет у нас такой же марксистский, как и у ортодоксальных марксистов. Потому что и для нас все определяется в конечном счете экономическим фактором. Мы тоже представляем себе современный исторический процесс как трансформацию одной социально-экономической системы в другую.
Когда некоторые говорят сегодня о победе западной системы над восточной, они не должны при этом забывать, что в постановке целей обе эти системы едины. Для обеих речь идет о создании некоего универсального мирового сообщества, в котором роль интегрирующих условий играли бы наука и техника. Речь идет о человечестве, которое находит объединяющую силу и завершение своего развития в эмансипации. Свобода и равенство как конечная победная цель всего человечества - в постановке именно такой цели между обеими системами никогда не было различий. Спор между системами всегда шел лишь о методах достижения этой цели. Сегодня с полным основанием можно сказать, что западный метод одержал триумф над восточным. Но произошедшие события не ограничиваются, конечно, этим.
Маркс был революционным мыслителем во имя практики революции. Движущей силой его мышления была воля к революции. Для Гегеля революция тоже была предметом философского размышления. Но его философия была направлена на понимание того, что представляла собой Французская революция, в чем был ее исторический смысл по отношению к прошлому и будущему. Не была ли сама революция, быть может, лишь симптомом и выражением какого-то другого принципа, который ею самой даже не был понят? В этом направлении проявлялся интерес Гегеля к революции.
События последних лет снова сделали актуальной тему Французской революции. В конце эпохи Октябрьской революции требования и постулаты Французской революции становятся двести лет спустя в России теми лозунгами, которые поднимают народ, вышедший на улицы с протестом против господствовавшей системы, против Октябрьской революции. Народ сам покончил с эпохой Октябрьской революции, обратившись к идеалам Французской революции.
О чем идет речь для Гегеля, когда он обращается к теме революции? Уже в "Философии истории" он рассматривает буржуазную революцию и сравнивает Французскую революцию с восходом нового дня: все были охвачены энтузиазмом, духовным подъемом. Было такое ощущение, будто наступило примирение с земным миром.
Большинство интерпретаторов не прочитали это место у Гегеля достаточно внимательно, они не заметили сослагательного наклонения. Гегель не говорит, что вследствие Французской революции примирение между землей и небом уже произошло. Говорит он другое: казалось, будто это наступило. Как известно, Гегель, Гельдерлин и Шеллинг [5] плясали от радости, когда произошла Французская революция, празднуя это событие в Тюбингене. В более поздние годы, будучи профессором в Берлине, старый Гегель никогда не отказывал себе в удовольствии одеть в годовщину Французской революции праздничный черный сюртук, чтобы отметить это великое событие.
Как никто другой Гегель понял, что Французская революция обозначила глубокий разрыв со всем прошлым и что благодаря ей в историю вошел новый принцип. В соизмерении с этим новым принципом вся предшествующая история, казалось, стала прошлым. Во-вторых, Гегель понял, что это означало не просто некое событие в истории: сама история обрела качественно новый характер. Маркс говорит об этом в "Коммунистическом манифесте", замечая, что отныне сама история принимает характер перманентной революции. В результате Французской революции единство истории оказалось, так сказать, расколото надвое. После Французской революции возникает ощущение, что будущее противостоит непосредственно истории, все более уходящей в прошлое.
