Философия этой эпохи есть интеллектуальное отражение классового компромисса. Философия отказывается от ответа на ключевые мировоззренческие вопросы. Интеллектуальным, теоретико-познавательным выражением этой тенденции стал агностицизм: об истинной сущности мира, действительности, мы ничего знать не можем, да и совершенно не важно, знаем ли мы что-нибудь об этом. Важны те единичные знания, которые вырабатываются и накапливаются изолированными друг от друга специальными науками и которые служат тому, чтобы найти совершенно необходимые удовлетворительные решения проблем, возникающих в повседневной практической жизни. Роль философии ограничивается слежением за тем, чтобы никто не переходил установленные границы познания сущности, чтобы никто не сделал из экономических и общественных наук таких выводов, которые поставили бы под сомнение капитализм как единственный благодатный общественный порядок или могли бы впасть в противоречие с религиозными положениями. Эта философия принципиально отказывается от мировоззренческого вопроса как от такого вопроса, к которому наука не может подступиться, который неразрешим в научном смысле.
Конечно, эта философия, выступающая главным образом как неокантианство или позитивизм, не есть единственная философия данной эпохи, просто она занимает там господствующее положение. Наряду с ней некоторое время ведутся эксперименты по последнему, философски неполноценному обновлению старого механистического материализма (Молешотт, Бюхнер и т. д.); наряду с ней, особенно в интеллигентских кругах, чрезвычайно важен Шопенгауэр как философский выразитель идей бесперспективного пессимизма, провозгласивший отречение от полностью обессмыслившейся жизни.
Господствующая философия — это философия профессоров. Наряду с развивавшейся тогда психологией ее содержание почти всецело составляет теория познания. Сама философия становится специальной наукой, а это лишь другая сторона решительного, принципиального отказа от любых мировоззренческих вопросов. Тем самым, она отрекается от своей прежней общественной роли быть формой интеллектуального выражения великих всемирно-исторических интересов развивающегося класса. В силу того что она готова занять пограничный мировоззренческий пост, необходимый для тогдашней буржуазии и неизбежный с точки зрения прочного классового компромисса с реакцией, буржуазия становится все более безучастна к отдельным шагам и результатам, методам и содержанию "специальной философской науки". Разработку этих подробностей буржуазия в полной мере препоручает интеллигенции, причем в первую очередь интеллигенции, причастной к бюрократии, к государственному аппарату. Так эта прослойка, ставшая относительно самостоятельной в соответствии с развивающимся капиталистическим разделением труда, превращается в общественного носителя подобной новой философии.
Однако такая самостоятельность весьма относительна; ее непременным условием является преданное несение вышеупомянутой "службы на пограничном посту". Тем самым, в новый период развития буржуазной философии интеллигенция, ставшая относительно самостоятельной, превращается в общественного агента философии, а форма и содержание философии, собственно, и определяются особыми проблемами этой прослойки. Однако в ту эпоху не только коренным образом изменился дух философии, но и (что как раз определяет перемену ее духа) общественная функция интеллигенции, непосредственно созидающей философию, не осталась прежней. Раньше она говорила от имени великих всемирно-исторических перспектив прогрессивной, зарождающейся буржуазии. Эти перспективы были разрушены в ходе оборонительных боев, которые велись против пролетариата, внутри классового компромисса после 1848 года. Философские притязания буржуазного класса сузились до принципов, проводящих четкие границы, стали негативными. В пределах этих границ интеллигенция и индивиды, принадлежавшие к ней, могли, как казалось, сравнительно свободно передвигаться, не будучи ни к чему привязаны. Философия все больше становилась внутренним делом интеллигенции. Для буржуазии совершенно безразлично, какие учения провозглашают отдельные профессора, при условии, что они придерживаются тех границ, которые были поставлены для философии. Философские кафедры все глубже погружаются в вакуум социального безразличия.
