Что касается России, вопрос ставится и разрешается в следующей плоскости: имеется государство и далекая от исчезновения бюрократия, которая развивается и усиливается: следовательно, мы находимся в классовом обществе. Русская бюрократия со своими доходами не накопляет вазы, шелка или земли. Она покупает товары серийного производства или, пользуясь всемирно известным термином, выражающим превосходство англосаксонского капитала, «стандартизированные» товары. Она получает эти товары в обмен на прямоугольные кусочки бумаги, пачки которых в маленьких кожаных бумажниках она бережно прижимает к своему сердцу. Эти бумажные прямоугольники — деньги, в переводе на русский — рубли: следовательно, речь идет о бюрократии капиталистического способа производства.
Бюрократия не содержит в себе ничего таинственного, что заслуживало бы «переоценки» в XX веке для того, чтобы объяснить русскую «гнусность» в свете марксистской теории. Она есть следствие и один из аспектов общественного разделения труда. Она зависит от государства, а под «государством» на деле понимают правительственную машину или государство, поскольку оно «в силу разделения труда образует свой собственный, обособленный от общества организм» (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.19, стр.29). Появившись с возникновением классового общества, бюрократия вместе с ним и исчезнет. Низшая стадия коммунизма, т. е. социализм, не будет знать бюрократии. Тот, кто не является сознательным контрреволюционером или тупым, неисправимым республиканцем, для которого история на всем своем протяжении колеблется между «демократией» и «диктатурой», не может говорить о «бюрократизированном социализме»; выражение само по себе абсурдное, потому что социализм — это устранение бюрократии. Правда, некий бывший троцкист, а сегодня известный социал-демократ, для объяснения загадочной русской истории предлагает термин… «государственный социализм»! И это еще не самый безумный теоретический каприз!
Коммунизм, который победит только через сплочение рабочего класса вокруг своей коммунистической партии, в ходе противоборства с капиталом, будет, неизбежно, черпать свою силу в энергичной борьбе против иерархии в системе оплаты труда. Тотчас после взятия власти, партия вновь обнародует славную меру Коммуны и Октября: коммунистический максимум, ограничение жалования всех чиновников заработной платой квалифицированного рабочего. Но вскоре исчезнут и сами понятия чиновника и квалифицированного рабочего. И заработной платы. Крайняя простота производственного плана позволит даже домохозяйкам (как об этом вопреки утверждениям дураков говорит Ленин в тексте, не содержащем ни грана утопии) овладеть управлением государства. Затем исчезнут и домохозяйки, и государство, и разделение труда. Сначала, в силу ротации людей при выполнении различных обязанностей, затем в силу исчезновения общественной необходимости в этих обязанностях, бюрократия будет постепенно исчезать.
Утверждая, что «бюрократическое перерождение рабочего государства» не исключало движения к социализму, которое было счастливым следствием «завоеваний Октября» и которое продолжалось бы до тех пор, пока так называемые «завоевания» не были бы разрушены, Троцкий ревизовал марксистскую доктрину; единственным решением было бы для него ясно сказать, что российский режим, по его выражению «подготовительный к социализму», был капиталистическим. Потому что историческая роль капитализма и состоит в создании основ нового общества. Однако этого Троцкий сказать не мог, убежденный, что, поскольку частная собственность на средства производства в крупной промышленности более не допускалась, Россия преодолела капиталистическую стадию своего развития.
В работе «Еще и еще раз о природе СССР», где Троцкий полемизирует с теми, кто глупее его, находим эту удивительную фразу, достойную самой что ни на есть субъективистской социологии: «Движущей силой московской бюрократии является, несомненно, стремление увеличить свою власть, свой престиж, свои доходы»[1]. Не побоимся повторить себе наши выводы, которые всегда остаются теми же самыми, если только не считать жажду власти или стремление к богатству последней причиной существования определенных социальных групп, т. е. если не впадать в самый тривиальный буржуазный идеализм, мы можем рассуждать лишь следующим образом: общество, в котором обогащаются («богатство» существует только при наличии «бедности») есть общество классовое. Если богатство заключается не в количестве голов скота, рабов или наличии поместий, а в клочках бумаги и в записях в больших книгах учреждений называемых «банками», мы присутствуем при капиталистическом способе производства».
