Эти факты, к сожалению, гораздо менее утешительны, нежели кабинетные теории “гармонических сочетаний”. Далеко не возрождение античных государственных идей имеем мы в том, что наука указывает нам в “современных” идеалах. Действительность современной эволюции представляет больную мечту, стремление к химере, погоню за социальными миражами. Не к созданию “высших” форм государственности идет она, а к истощению государственной идеи, к постепенному разложению всякого разумно организованного государства, с окончанием его либо в анархии, либо в деспотическом социализме. Настоящая идея современной эволюции именно в этом.
Я обрисовываю ее кратко, без сомнения, даже слишком кратко... Но то, что я обрисовываю, во всяком случае, есть плод наблюдения самой эволюции, какова она есть, а не натягивание на факты каких-либо собственных желаний.
Что касается этих последних, то есть желаний, они у меня, быть может, не далеки от тех, которые подсказывают “государственникам” их иллюзии. Правильное и гармоническое сочетание в государстве основных элементов власти, без сомнения, составляет залог полноты жизни государства. Но дело в том, что наше время именно менее всего думает о таком сочетании. Сверх того, позволю себе остаться при убеждении, что сочетание монархического, аристократического и демократического элементов никак не может быть производимо собственно в верховной власти, которая, по существу, может быть только едина и нераздельна. Это сочетание возможно лишь в организации управления, а потому наиболее достижимо, полагаю, именно при неограниченной монархии как такой форме верховной власти, которая допускает наиболее спокойное искание общественного блага при наибольшей свободе от эгоистических стремлений тех или иных классов народа.
СОЦИАЛЬНЫЕ МИРАЖИ СОВРЕМЕННОСТИ
I
“Новая эра”. Мечтательное единение разума ч прогресса в XVIIIвеке. — Разрушение мечты в XIX веке. — Демократизм либеральный. Демократизм социальный. Анархизм
В конце XVIII века передовые представители социальной мысли сознавали себя пред некоторой “новой эрой”, которая хоронила все старые “предрассудки” и впервые ставила человечество на настоящую дорогу, “разумную” и вместе также “естественную”. Эти два понятия сливались в чем-то несказанно сильном и великом. Горделивое чувство радости наполняло тогда сердца людей перед тем, что казалось великим, еще небывалым откровением разума. “Мой милый, милый батюшка, — пишет тогда Камилл Дюмулен отцу, — вы не можете составить себе даже представления о той радости, которою наполняет меня наше возрождение... Как я благодарю небо, — восклицает он, — за то, что родился в конце этого века!”*
Таково было общее чувство. “Все говорит нам, — пишет Кон-дорсе [2], — что мы вступаем в эпоху одной из величайших революций рода человеческого... Современное состояние просвещения гарантирует нам ее счастливый исход”**.
Да и как было думать иначе! Люди уверились не только в том, что “совершенствование человека бесконечно (indefmie)”, но что “движение этого совершенствования отныне не зависит уже ни от какой силы, которая вздумала бы его остановить, и не имеет другого конца, кроме конца существования земного шара”.
* “La France libre” (“Свободная Франция”). ** Кондорсе Ж. Piogres de l’esprit humain (Прогресс человеческого разума). Вступл.
“Природа, — говорит философ революции, — неразрывно соединила прогресс просвещения с прогрессом свободы, добродетели, уважения к естественным правам человека”; эти “единственно реальные блага”, в прошлом разъединяемые “предрассудками”, становятся неразрывно связанными с момента, как просвещение достигло известной степени развития. Блаженный момент наступил и кладет начало новой эре. “Это объединение уже совершилось в целом классе просвещенных людей”, который ускорит совершенствование и счастье человечества*.
Светлой картиной развертывалось будущее перед мысленным взором реформаторов.
С этой поры горделивых мечтаний прошло сто лет. Два века, не жалея ни крови, ни нервов, работали над осуществлением царства свободы и равенства. Либеральный демократизм, олицетворивший новые принципы, сделался господствующим на всем пространстве европейской культуры. Политическая и социальная жизнь народов переделана сверху донизу. Но тяжко было бы пробуждение кого-нибудь из пророков XVIII века, если б он мог, восстав из гроба, посмотреть на действительность осуществленных мечтаний его!
