При таких условиях прогрессивные элементы, можно сказать, сами себя вытесняют из участия в управлении страной. Если они там еще удерживаются, то благодаря личным рабочим качествам либералов, которые столь же часто высоки, сколько слабы их партийные отличительные черты. Кто же виноват, что правительство принуждено было брать людей, а стало быть и системы, там, где могло это сделать без опасения за целость трона, то есть, например, у Каткова? [7]
Но Катков, который, как практический политик, обладал проницательностью необыкновенной и самостоятельностью мысли, поразительной для России, далеко не был творческим умом в отношении социальных вопросов*.
Испуганный интенсивностью революционного движения и бессилием либералов, оставаясь весь век на аванпостах, “против течения”, он весь ушел в заботу о развитии чисто внешней силы правительства. В смысле устроения он ничего не создал и если предохранил правительство от некоторых ошибок, то, с другой стороны, немало их и подсказал**.
Недостатки систем, принимавшихся правительством, падают виной прежде всего на образованный класс, как в лице его консервативной части, так и особенно в лице его прогрессивных элементов. Но пусть эти элементы потрудятся выработать свои собственные планы, собственным умом, пусть эти планы, стало быть, будут более сообразны с действительной жизнью страны — и они, конечно, получат у нас такой же отзвук, как и при всяком другом образе правления.
Таково мое мнение.
VII
Этими строками я и мог бы закончить свое объяснение, так как изложение моей, так сказать, программы не входит в мои цели. Но для того чтоб окончательно определить мое отрицание революционных идей, я хочу обрисовать в двух-трех словах хоть некоторые стороны того направления, торжество которого желал бы видеть в России.
* Должен оговориться, что теперь, лучше изучив публицистическую деятельность Каткова, я стал гораздо более высокого мнения о социальном творчестве его ума. Он понимал удивительно много, но его практическое чутье давало ему возможность понимать также, что в современной ему России многого не сделаешь. Он и делал лишь главное в данную минуту, с верой в будущее, которое доделает остальное. (Примечание 1895 года.) ** И в этом я был несправедлив к Каткову. Но не переделываю отзыва 1888 года, ограничиваясь лишь оговоркой, что в то время не мог знать многого в деятельности Каткова, отчего не оценивал в должной мере и его великих заслуг. (Примечание 1895 года.)
Революционное движение есть не причина, а только признак зла, от которого главнейше страдает современная Россия. Зло это, как я уже сказал, — недостаток серьезно выработанных умов в образованном классе, вследствие чего вся умственная работа этого класса отличается очень невысоким качеством. Клеймо недостатков, которые создаются полуобразованием*, лежит нередко на работе даже самых выдающихся талантов наших. Вот зло, губящее лучшие свойства русской натуры, помогшие когда-то нашим предкам создать великую страну, которую мы по мере сил расшатываем теперь.
Борьба с этим злом и есть, по моему мнению, главнейшая задача настоящего времени. Судьбы России существенно зависят от того, сумеет ли она наконец выработать ядро зрелых умов, достаточно сильное для того, чтобы дать тон остальной массе образованного класса и наметить собственной работой, собственной мыслью и исследованием главнейшие пункты устроения России.
Для этого нужна прежде всего сильная встряска умов, нужен общий пересмотр наших социальных и политических взглядов.
Говоря это, я, разумеется, не подумал бы обращаться к молодежи. Эта задача не в ее силах. Обращаться нужно к старшим, верхним слоям, которые должны понимать справедливость высказанных мною соображений. На их обязанности лежит создание нового направления. Обязанность сделать что-нибудь для выработки положительного и созидательного миросозерцания лежит особенно на моих сверстниках, намутивших, как и я, столько “революций”, как и я, многое испытавших и, конечно, продумавших. Их опыт и возраст, конечно, научили их многому и пробудили в них стремление к трезвости мысли**.
