Узкие глаза оставили смуглое лицо Крис и выжидательно остановились на пылающих щеках Нелечки. Та кивнула, неловко улыбаясь.
— Очень приятно.
Дмитрий Валеев, оказавшийся непонятным челленджером, кивнул в ответ, хлопнул дверцей и через минуту вишневый жигуль уже поблескивал в плотном ряду машин, удаляющихся по широкой трассе.
— Журналисты, значит, — подытожила Шанелька, — а я значит, фотограф. С моей-то мыльницей.
— Пошли. Ну не челленджеры же. Мой возьмешь.
— С ума сошла? Твою зеркалку?
Они препирались, уже усаживаясь в машину.
— Криси, ну, какие мы с тобой журналисты? Я пожизненный библиотекарь, ты юрист-крючкотвор. А там нужно нахальство. Смелость. Писать это все.
— Не нужно писать. Нужно деловой вид и планшет в руке, в экран тыкать. Зато все наши будут. И Дима твой.
— Мой? — поразилась Шанелька, качаясь, и ухватываясь за черный пластик подлокотника, — при чем тут «мой»? Да ему лет, наверное, двадцать! Он Тимке ровесник. Почти. С виду.
— Пф. Только с виду. Ему тридцатник, точно. По локтям заметно.
— По чему? Локтям?
— Ну, — Крис покрутила головой, не нашла, как пояснить, и рассердилась, — чего ты стремаешься? Он тебя глазами всю обмаслил.
— Мне уже сорок почти, Крис! Да в мои годы дамы уже пенсию считают. К похоронам готовятся. Гробик присматривают.
— А как же — сорок пять баба ягодка опять?
— Фу на эту народную мудрость, терпеть ее не могу. И потом, мне же не сорок пять. А сорок. Почти.
Синий автомобиль плавно двигался следом за вереницей цветных, сбоку высился мусоровоз, из кабины дядька всякий раз, когда Шанелька сердито отворачивалась к опущенному стеклу, махал рукой, осклабясь.
— Тебе, красотка, считай, тридцать, а выглядишь ты на двадцать семь, а там и двадцать пять недалеко, — назидательно вещала Крис, следя за дорогой.
— Да-а-а… Так до детсада можно досчитаться. Ты лучше скажи, куда летим-то? Так прекрасно ехали, так плавно, я думала, в свое удовольствие. А теперь…
— В Береговое! — решительно ответила Крис, расправляя плечи, — летим в Береговое.
— Там толпа, — унылая Шанелька нахмурилась в ответ на улыбку мусорщика, — я не люблю, ты знаешь.
— Все не любят. Я тоже не люблю. Ты знаешь. Но придется потерпеть. Чуть-чуть. И хватит уже стенать. Лучше расскажи о чем-то, о любимом давай. Пока я рулю. Только зарадимироздания, не про Черепа!
— Тьфу на него, — послушно согласилась Шанелька, — а о любимом, ну вот на той неделе. Найду сейчас. Тебе понравится.
Она вытащила планшет, потыкала пальцем в экран, открывая сохраненные вкладки. И, удобнее усаживаясь на согнутую ногу, стала читать, смеясь и поглядывая на улыбку Крис.
— …Миналуш скользит по траве
Где лунных пятен узор,
Луна идет на ущерб,
Завесив облаком взор.
Знает ли Миналуш,
Какое множество фаз,
И вспышек, и перемен
В ночных зрачках его глаз?
Здорово, да? Йейтс. Случайно нашла перевод такой. Ну, очень круто.
…Миналуш крадется в траве,
Одинокой думой объят,
Возводя к неверной луне
Свой неверный взгляд
Лето выбелило небеса до линялого бледного цвета, высушило траву на обочинах и запылило серый асфальт, показывая перед машинами дрожащее знойное марево. В открытые окна врывался теплый ветерок, ерошил черные волосы Крис и мотал по шее и щекам белокурые пряди Шанельки. Она время от времени закручивала их, кидая за плечо, а ветер тут же растрепывал жгут, Шанелька прихватывала пряди заколкой, наверчивала на затылке рыхлый узел, остужая потную шею. А потом, болтая с подругой, снова распускала, цепляя заколку на вырез белой маечки.
— А я говорю, уже три часа, мне же утром вставать, на работу. А он вскочил и как выдал тираду. Я, говорит, дискутирую с очень культурной дамой о роли Чехова в русской литературе, а тебе завидно, что у меня есть интеллигентные оппоненты, а у тебя одни, значит, слюнявые поклонники твоей потрепанной красоты. Я днем на работе зашла в интернет, а мне там десяток писем. С ругней. Оказалось, этот подлец влез в мой почтовый ящик и на мои последние письма понаписывал народу всякого хамства. Прикинь, мне по работе пишут, а получили в ответ всякой хренотени безумной. Петра Василича, ну инспектора по внешкольной работе вызвал на дуэль. Ему в том году шестьдесят стукнуло, Василичу. Мы с ним про акции по обмену библиотечного фонда беседовали как раз.
