Вчерашний незнакомец прошагал совсем рядом, без плаща, но в той же самой шляпе с обвисшими полями серо-зеленого цвета. Ветер лепил к спине растянутую тишотку, когда-то, наверное, голубую, выгоревшую до блеклого серого, с рваным подолом, открывающим дочерна загорелые тощие ягодицы. Вот мужчина остановился поодаль, обводя глазами человеческое лежбище и медленно повернулся, солнце засверкало пониже неровного подола.
— Мама мия, — Крис уткнулась носом в сгиб локтя.
— Мама, да. У нее поговорка есть, про «без порток, но в шляпе». Вот мы и увидели.
Подруги замолчали. Мужчина, высмотрев среди спин и животов их циновку, снял свою обвислую шляпу и, церемонно махнув ею в жарком воздухе, поклонился, прижимая к груди руку с какой-то цветной тряпицей. Солнце запрыгало искрами под рваньем.
— Кажется, сейчас подойдет… — Крис кивнула в ответ на приветствие и отвернулась, зажмуриваясь, — накликали мы с тобой, Нелька. Давай. Отшей его срочно.
— Чего это я? — Шанелька тоже закрыла глаза, отворачивая лицо и слушая, не приближаются ли шаги, — я что, самая главная?
— Он же тебя кадрит.
— Тихо ты.
На лица с закрытыми глазами легла тень.
— Нравится ли Кокто прекрасным столичным дамам?
Вот когда глаза закрыты, подумала Шанелька, то вроде, совсем нормальный человек. Но не лежать же, прячась, как маленькие. И она села, с вызовом посмотрев на сидящего на корточках гостя. С облегчением перевела дыхание — он замотал вокруг своего сверкающего хозяйства ту самую цветную тряпицу, соорудив нечто вроде набедренной повязки.
— Простите, — ответила вежливо, стараясь врать поправдивее, — у нас там муж. Ой. Мужья у нас там, за мороженым. Они не любят. Еще раз извините.
— Ваши мужья мне ни к чему, девушка, — кивнул седыми растрепанными лохмами безумный шляпник, кладя шляпу на гальку. Шанелька с тоской проводила его жест глазами. Никуда не уходит, шляпу положил, устраивается.
— И если не любят, это ваша проблема. Я хотел с вашей подругой поговорить.
Шанелька толкнула в бок Крис, которая продолжала лежать на животе, прижимаясь к циновке щекой.
— Криси, это по твою душу. Мои, гм, мужья, гражданина не интересуют.
— Да? — сказала Крис, садясь и поправляя волосы.
— Вы пишете стихи, — утвердил мужчина, разглядывая смуглое лицо маленькими острыми глазами, — уверен, хорошие. Но необычные.
— Давно уже не пишу. Вернее, редко. Но спасибо.
— Вы кентавр. Племя ваше не маленькое, но внутри его разные твари. Таких, как вы — единицы. Вы знаете это о себе?
Шанелька вникала, но блеск из-под небрежной повязки на бедрах ее беспокоил и отвлекал. Да что ж у него там сверкает, размышляла она, раздражаясь, что из-за попыток догадаться упускает нить беседы, которая становится интересной и странной.
— Мало ли, кто что о себе, — пожала плечами Крис, — это не всегда соответствует.
— У вас — да. И вы кентавр не единожды, и я полагаю, даже не дважды.
— Извините, — Шанелька отодвинула интерес к заднице и бедрам внезапного ясновидца, одолеваемая другим любопытством, — а мне расскажете, о чем вы? Почему кентавр? Почему дважды-трижды кентавр? Криси, если понимаешь, ну расскажи ты. Невежливо при мне, будто я дурочка.
— Ты не дурочка, — быстро ответила Крис. Засмеялась, потому что в один голос с ней гость тоже проговорил:
— Вы не дурочка, — и повел рукой, будто приглашая Крис первой объяснить.
— Я пишу стихи, — начала та, и уточнила, — хотя, нечасто уже.
Гость кивнул. Небритые худые щеки прорезали две складки — улыбался.
— Но я делаю карьеру. Там, где деньги.
— Именно так.
— А другой кентавр? — продолжала пытать Шанелька.
— Не знаю, — затруднилась Крис, — вы и скажите.
Мужчина кивнул, кладя шляпу на колено.
— Вы красивы, но и умны. А еще вы одновременно жестоки и очень добры. Я мог бы продолжить, но только после более длительного общения.
— Вот оно что, — насмешливо протянула Крис, — ладно, насчет красоты, это вы промахнулись, нашли красавицу. Насчет доброты и жестокости, да, соглашусь. А про общение… — она развела руками, подтягивая смуглые коленки, — мы завтра уезжаем, а сегодня вечер занят, так что, увы… но спасибо за комплименты.
Мужчина поднялся, отвесил легкий поклон, снова нахлобучил шляпу на длинные немытые волосы. И повернувшись, пошел от циновки к воде, ступая среди ног, локтей и разбросанных детских игрушек.