Больше всего Сомоса ненавидел евреев и коммунистов (на стене его спальни висел огромных размеров фотоколлаж, где он был изображён в обнимку с Адольфом Гитлером). Специальным указом Тачо запретил никарагуанцам носить «коммунистические» кожаные куртки и исполнять аргентинское танго – «танец пролетариев Буэнос-Айреса». Когда в 1944 году в Манагуа начались массовые демонстрации женщин, требовавших освобождения своих мужей-политзаключённых, Сомоса нашёл интересное решение: свёз со всей страны проституток и послал их разгонять женскую демонстрацию. На упрёки президента США Франклина Рузвельта, как-то раз заметившего Сомосе, что жизнь в Никарагуа «слишком недемократична», диктатор ответил: «В моей стране демократия – это дитя, а разве можно давать младенцу всё, что он попросит? Я даю свободу – но в умеренных и разумных дозах».
Тогда Рузвельт произнёс свою знаменитую фразу: «Сомоса, конечно, сукин сын, но он – наш сукин сын!» В 1956 году заговор против Сомосы составила группа молодых никарагуанских поэтов. Было решено убить диктатора во время бала в Леоне, на котором он собирался официально объявить о своем намерении вновь баллотироваться на пост президента.
Поэт Ригоберто Перес принял медленно действующий яд, чтобы никого не выдать под пытками, и отправился на бал. Ангажировав партнёршу на пасодобль, в толпе танцующих Перес приблизился к Сомосе и выстрелил в него шесть раз, трижды ранив диктатора. Прежде чем охранники изрешетили тело поэта пулями, Перес успел выстрелить еще раз и попал Сомосе в пах. Это последнее ранение оказалось смертельным.
1 октября 1825 года началось судебное разбирательство по делу об убийстве Анастасии Минкиной, домоправительницы и по совместительству любовницы всесильного графа Алексея Аракчеева. С Минкиной расправились дворовые люди графа, выведенные из терпения регулярными побоями и садистскими истязаниями, которым подвергала их эта женщина. Труп Анастасии был найден с отрезанной головой, руки и пальцы перебиты, рот разорван. Придав убийству политический характер, Аракчеев жестоко отомстил за смерть любовницы: некоторые слуги были запороты насмерть, другие приговорены к пожизненной высылке в Сибирь (хотя в тогдашней судебной практике срок каторжных работ определялся не свыше 20 лет).
Всем осуждённым на лице поставили штемпелевые знаки: на лбу «В», на одной щеке «О», на другой «Р».
2 октября 1726 года юный Шарль-Батист Сансон решением парижского генерал-прокурора утверждён (по смерти отца) в должности исполнителя верховных приговоров королевского суда Франции. Новому палачу накануне назначения исполнилось… 8 лет. «Так как было невозможно, – писал хронист, – чтобы ребёнок его возраста сам мог выполнять грустную обязанность, которою он был облачён, то Парламент дал ему в помощники палача по имени Прюдом, требуя, чтобы он хотя бы присутствовал при всех казнях, совершавшихся в то время, дабы придать им законный вид».
Пройдёт тридцать с небольшим лет, и мантия палача, орудие казни и прочие атрибуты «славной» профессии перейдут по наследству к сыну Шарля-Батиста 15 летнему Шарлю-Генриху Сансону, будущему исполнителю приговоров над Людовиком ХVI, Марией-Антуанеттой, Шарлоттой Корде, Дантоном и Робеспьером.
3 октября 1246 года за отказ поклониться языческим идолам злодейски убиты в Орде ханом Батыем князь Черниговский Михаил Всеволодович и его сподвижник боярин Фёдор. Останки Михаила и Фёдора, причисленных православной церковью к лику святых, хранятся в Архангельском соборе Московского Кремля.
3 октября 1909 года в Петербурге в меблированных комнатах на Лештуковом переулке найдено обезображенное мёртвое тело. Части трупа, по которым можно было опознать убитого, отсутствовали: вырезаны щёки и губы, содрана кожа на лбу, отрезаны пальцы… Голова, отделённая от туловища, была обнаружена в печке: её пытались, видимо, сжечь, но неудачно. При убитом имелись документы на имя инженера Андрея Гилевича. Вызванный из Москвы Константин Гилевич опознал брата по родимому пятну на плече.
Полицейские, расследовавшие дело, выяснили, что жизнь Андрея Гилевича была застрахована в Москве в страховом обществе «Нью-Йорк» на внушительную сумму – 250 тысяч рублей. Тут же стало известно, что Константин Гилевич немедленно по возвращении из Петербурга предъявил компании полис на причитающуюся ему, как родственнику умершего, страховую премию. Но не дремали и сыщики. Они довольно скоро установили (по форме черепа и слепку с зубов), что убитый – совсем не Гилевич, а некто Павел Прилуцкий, студент, нанятый инженером Гилевичем в секретари за несколько дней до трагического происшествия. Когда раскрылись эти подробности, начальник сыскной полиции Филиппов распорядился арестовать Константина и объявить о розыске его «убиенного» брата. Спустя месяц инженера Гилевича выследили и арестовали в Париже. Сделать это было непросто, так как скрывавшийся от полиции авантюрист успел основательно запутать следы, обзаведясь фальшивыми документами и до неузнаваемости изменив свою внешность с помощью грима и парика.
