Крик в ночи. Восстание в Варшавском гетто и стихи Владислава Шленгеля - страница 4

Шрифт
Интервал

стр.

В граните, бронзе и стали!
Про храбрых сложат легенды,
В веках прославят их,
Миф застынет и превратится
В ПАМЯТНИК.
Но кто вам расскажет, потомки,
Без красивых легенд
О той, которую взяли, убили,
И теперь ее нет…
Была она доброй? Не очень —
Скандалисткой слыла,
Хлопала дверью, ворчала,
Но — была.
Красавица? Красотой не блистала
даже когда цвела.
Умна? Ну, не дура, скажем.
И все ж… была.
Вот так — была, а потом пропала.
И во всех углах так недобро стало.
Сразу ясно — была, а потом не стало.
Боже, ну и жилище!
Даже ДОМОМ назвать нельзя.
(приехали из провинции)
Муж целый день в мастерских
Сын где-то пропадает,
Она подолгу не убиралась —
трудно (воду внизу брала).
Но вещи просто так не валялись,
И даже часы улыбались,
И она была.
Была.
И что же? Был человек? Неважно!
Статистике до нее нет дела —
Для мира, Европы — она пылинка,
Неважно, чего она там хотела!
Но когда ты к двери ее был уже близко,
Ручку крутил, в квартиру входил —
То сразу же ощущал, как веяло
Горячим супом, и от полотенца белого
Какая-то теплота плыла.
Так что…
       она была.
И ее увели.
Пошла без скандала.
От плиты забрали.
Не до супа было.
Приказали, пошла и теперь ее нет —
убили.
…Муж вернется из мастерских,
Тяжело на стул рухнет,
На колени уронит руки
И вокруг обернется.
Огонь в печи не горит,
На полу полотенце,
На столе тарелка — вокруг все грязно.
Не встает. Откидывается. Думает:
Ужасно.
       Ее нет.
Он поест супа с хлебом
Фабричных — чужих и жалких
И вдруг увидит —
       на полке…
Ее остывший и мертвый чайник.
Он не пойдет в мастерские
Сын голодный домой вернется
На незастланную кровать
В башмаках заберется —
Будет лежать. Не отвлечься.
Не заснуть, хоть убей.
Вон там — мамкин остывший
ч а й н и к
       ПАМЯТНИК ЕЙ.

Разговор с ребенком

Тысяча девятьсот сорок второй год,
Мать с ребенком у мастерских живет.
У ребенка синюшное лицо,
Мать седая, как молоко,
Мама, спрашивает малыш,
Как это — ДАЛЕКО?
Далеко — это за горами,
За озерами и лесами…
Где железной дороги линии…
Далеко — прогулка по морю,
Корабли и просторы синие,
Освященные солнцем горы…
Далеко — острова золотые,
И ласковый ветерок,
Далеко —  налитая зелень,
И мягкий сухой песок.
…Но малышу понять нелегко
Что значит ДАЛЕКО.
Далеко, мой милый малыш
(И тут слезы на глаза просятся)
Далеко — это значит: от нас —
И до квартала Тоббенса[8].
А малыш не унимается все равно:
Мама, что такое ДАВНО…
Давно — это вечер в городе…
И свет фонарей в ночи,
Когда в доме тихо, спокойно
И тепло от печи.
Давно — в «Земянской» пирожные,
Обед под раскаты радио,
Давно — газета «Наш Пшегляд»,
И вечер в кино «Палладиум».
Давно — это месяц на море,
И на карточках молодожены,
Давно — открытки с экскурсии,
И белый хлеб без соломы.
Но это яркое, дивное прошлое
Малышу понять не дано,
Ведь он не знает, не знает совсем
Что такое ДАВНО…
Вот что, мой милый малыш
С лицом таким умудренным…
Давно — это то, что было давно —
Когда нас не кормили медом…[9]
А скажи мне, мама, скажи,
Я никак не пойму…
Этот свист далекий… каждую ночь
Что там свистит, почему?..
Как объяснить ребенку,
Каким сравненьем, мотивом
Ему передать далекий ночной
Свисток локомотива…
Железной дороги линии,
Движение по просторам,
Поездку в спальном вагоне
На чудном поезде скором.
Вокзалы, знаки, стоянки,
Кварталы и полустанки,
Дороги, багаж, газеты
Носильщики и буфеты.
Огней полуночных всполохи,
Сиреневые дымы.
Как объяснить… И стоит ли…
Что где-то есть целый мир…
А мир это значит, мой мальчик,
Руки стиснувший безысходно, —
Есть что-то дальше Тоббенса
И что-то дальше меда…

Две смерти

Ваша смерть с нашей смертью
Друг от друга так далеки.
Ваша смерть — могучая смерть,
рвущая на куски.
Ваша смерть — в тех серых полях,
Что потом и кровью сдобрены.
Ваша смерть — это смерть от пуль…
Со смыслом… Во имя Родины.
Наша смерть — дурацкая смерть
На чердаках, в подвалах.
Наша смерть как паршивый пес
Ждет нас на тротуарах.
Ваша смерть — драгоценный крест,
Коммюнике, воззвания.
Наша смерть — как оптовый склад:
Зарыли — и до свидания.
Ваша смерть настигает вас
В открытом, прямом бою
Наша смерть надевает маску
Чудовищную свою.
Ваша смерть — обычная смерть,
Человеческая, нетрудная.
Наша смерть — поганая смерть,
Еврейская и паскудная.
Наша смерть вашей смерти

стр.

Похожие книги