Дойдя в своём рассказе до того, как они со Стёпкой нанялись вологонами, Костя перестал шутить. Слишком тяжёлым было всё, чего насмотрелся, что испытал, работая на том панском поле. Мёрзли на возах с бураками от темна до темна, а платы за работу — едва на кусок хлеба. Да ещё панский управляющий пан Мишка придирался без конца, мог и арапником полоснуть. Кому пожалуешься?
А после, когда уже замёрзло поле и начал пролетать первый снежок, в середине ноября приехали в село большевики. Главный большевик в потёртой кожанке и с чёрными пятнышками на лице (говорили, это от шахтёрской работы) поздравлял селян с новой властью, своей, бедняцкой. Вот когда настал праздник! Костя его никогда не забудет. Под музыку из панских амбаров раздавали всем зерно и муку. Люди плясали на панском дворе и, хмельные от радости, ходили друг к другу в гости угощаться горячими пампушками.
Но через несколько дней на село налетела банда. Пан Мишка, бывший управляющий, был у них верховодом. Великой беды натворили в селе! Погром сделали. Большевиков разбили, а того, в кожанке, повесили на высокой акации. А какой дядька был, видела бы Груня!
Потом снова бандитов этих прогнали. Опять красные пришли. Теперь, наверное, навсегда…
— Вон где ты побывал, чего повидал, — протяжно говорила Груня, выслушав Костину историю. — А у нас всё как было, так и есть. Может, весной, правда, земли дадут. А я вот пока у Поклоновых отработаю зерна. Коня дадут посеяться. Да оно ничего, работать-то бы ещё и можно, чай, не привыкать стать, но Федька больно озорует. Такой гад! О, да он сам вот он!
Из переулка выезжал Федька. Не то коня прогулять выехал, не то себя показать. Сытый конь под ним поигрывал, Федька, красуясь, откидывался в седле.
Увидел Груню с Костей и заухмылялся:
— Так и есть пара, гусь да гагара, гы-гы! — Лениво, как бы лишь пробуя властные ноты в голосе, рыкнул: — Ты чего тут примёрзла! — И дальше, набираясь истинной хозяйской злости: — Только за смертью тебя посылать! Работница тоже, шалава!
С привычным испугом Груня подхватила вёдра и заспешила к дому Поклоновых. Костя остолбенело смотрел ей вслед.
Потом в ярости обернулся к Федьке:
— А ты чего разорался на всю улицу? Не на своём подворье орёшь, б-барин!..
В ответ Федя поднял брови в старательном удивлении: как, мол, это ему, Поклонову, перечат? Кто?
— Да ты, паря, не для того ли воротился, чтобы меня поучить? Слушаемся, ваше благородие! — Федька склонился в шутовском поклоне, потом сощурился нагло и, вздыбливая коня, стал направлять его, вроде играючи, прямо на Костю. — А только где же вы, ваше благородие, лапоток потеряли? Или ежели в одном лапте ходить, так больше подают?
Конь, направленный сильной рукой, оттеснял Костю к самому срубу колодца.
Костя быстро оглянулся вокруг. Ничего не попадается под руку, только ведро. Полное стылой воды деревянное колодезное ведро, стоящее на срубе. Сильным движением Костя подхватывает его и с маху окатывает Федьку ледяной водой. Конь рванулся, взвился на дыбы, Федька едва не вылетел из седла.
Мокрый, сразу потерявший гордый вид, он изо всех сил осаживал взбесившегося коня и кричал Косте, прибавляя грязные ругательства.
— Уходи-ка обратно, откуда прибёг, а то каб голову одну назад не завернули!
— Не пугай! Есть и на чёрта гром.
У своего двора Костя увидел ребят. Ждали его целой ватагой.
— Здорово, Костя! Где хоть пропадал-то? Далеко ли бывать пришлось?
Досада от встречи с Федькой таяла и улетучивалась.
— Здорово, хлопцы! — и каждому по очереди, как раньше меж ними не водилось, протягивал руку. — Здорово! Побывать-то пришлось… Ох, и поездили мы, ребята!
Беседа только ещё разгоралась, когда пришёл Стёпа. Ошарашил всех боевитым, непривычным приветствием:
— «Мир хижинам, война дворцам»!
— Ого! — весело удивился Гараська Самарцев.
— А чо? По всей России давно так здоровкаются. Мы её всю проехали, Россию-то. И на Украине. Везде, как революция сделалась, так и здоровкаться по-новому надо, — объяснил Стёпа.
— У нас на сборне была прилеплена бумага, так тоже было написано этак — мир хижинам, — сказал Николка.
— Ну и он же на бумаге прочитал. На станциях везде висит. Разве это здоровканье? — рассмеялся Костя. — Это же самого Ленина слова. Про Ленина слышали? Ну и вот.
