Крестьянская война под руководством Пугачева - страница 2

Вторая половина XVIII в. явилась периодом усиления дворянской диктатуры, временем расцвета крепостного хозяйства и крепостного права, когда последнее, по определению В. И. Ленина, «ничем не отличалось от рабства»[2].

Немногим легче было положение и других категорий крестьянства: монастырских, дворцовых, государственных, в том числе ясачных (так называемых инородцев, т. е. нерусских, плативших особый налог — ясак). Вместо старых, натуральных монастыри вводили различные денежные повинности и увеличивали денежный оброк, захватывали крестьянские пашни, сенокосы, леса, пустоши и т. п.

Государственные крестьяне зависели от одного «господина» — самого крепостнического государства. Среди них были формально свободные потомки черносошных крестьян, наиболее многочисленные на севере, ясачные крестьяне (татары, мордва, чуваши, марийцы, удмурты и др.).

Многие государственные крестьяне, русские и нерусские — татары, чуваши, удмурты и др. — были приписаны к государственным и частным заводам. Приписанных к частным заводам государственных крестьян, ранее лишь часть времени работавших на предприятиях, начинают насильственно переводить на заводы. Растет число крепостных работных людей: вотчинных, посессионных, купленных, переведенных на заводы, отданных заводам по особым указам и т. д. Так пополнялись ряды мастеровых и работных, составлявших кадры квалифицированной рабочей силы. Этот процесс особенно характерен для Урала, являвшегося в XVIII в. центром металлургии России. В. И. Ленин подчеркивал, что «крепостное право служило основой высшего процветания Урала…»[3]

Приписанные к заводам Урала крестьяне трудились здесь от 60–70 до 110–160 дней в году, отрабатывая внесенную за них государству заводчиком подушную подать. Заводская администрация заставляла отрабатывать за больных и престарелых, отвечать за инструменты, выплачивая нищенскую «плакатную плату», брать хлеб в заводских лавках по высокой цене. Рабочий день продолжался от 10 часов зимой до 14–15 часов летом («от зари до зари»). Условия труда были очень тяжелыми: холодные, грязные, полутемные помещения, страшная жара в литейных и кузницах, сквозняки и угар. Существовала целая система жестоких наказаний: батоги, кнуты, палки, плети, кандалы, тюрьмы, карцеры. Все это вело к крайнему обострению классовых противоречий между работным людом и владельцами предприятий. Но это еще не была борьба пролетариата с капиталистами: работные люди мало, а то и вовсе ничем не отличались от крестьян, а предприниматель часто выступал как феодал, даже если и был выходцем из купечества.

В еще более худшее положение попали ясачные — трудовой люд нерусских народностей Поволжья, Приуралья и Зауралья. У мордовских, удмуртских, марийских, чувашских и татарских крестьян помещики, заводчики, монастыри отбирали земли и угодья, покосы и леса. На нерусское население Приволжья и Приуралья падали различные повинности: строительная, подводная, постойная и др. Оно вынуждено было содержать чиновников, охранять леса, рубить и доставлять корабельный лес, платить подушную подать, поставлять рекрутов. Произвол властей, взяточничество, незаконные поборы, грабеж, надругательства ухудшали и без того тяжелое положение «ясачных инородцев». Многие из них были приписаны к заводам, к Казанскому Адмиралтейству и трудились рядом с русскими работными людьми.

От светских властей не отставали и церковные. Православная церковь усиливала гнет, притесняя «иноверных» и грабя «новокрещенных».

Тяжело приходилось и трудовому населению Башкирии. Строительство заводов, крепостей, расширение помещичьих владений сильно теснило башкир с их исконных земель. В. И. Ленин писал: «…«колонизаторы» сводили корабельные леса и превращали «очищенные» от «диких» башкир поля в «пшеничные фабрики»[4]. На рядовых башкир падали различные денежные и натуральные повинности, злоупотребления чиновников усиливали их разорение. Царское правительство наложило свою тяжкую длань и на калмыков, оттесняя их с кочевий и подчиняя особой, специально выработанной системе управления. И если башкирские, татарские, калмыцкие и прочие феодалы находили общий язык с русским дворянством, с царизмом, то трудовой «ясачный» люд пришел «в разорение и крайнюю гибель», в «крайнее изнеможение». Естественно, что ему оказалось по пути с русским трудовым народом, а не со своей единоверной, единоязычной социальной верхушкой.